Во время этой речи спускаюсь и направляюсь за машину, чтобы отлить. Девица прет за мной, совершенно поглощенная сутью своих слов. Да могу я спокойно помочиться или нет? Тут до нее доходит, что, собственно, я делаю, и она в шоке отступает, продолжая издавать свои пискливые звуки.
Освобождение женщин и тому подобные вещи я даже весьма поддерживаю. Лишь бы только они не вопили всякий раз, когда обращаются ко мне, и оскорбляли по причине того, что разговаривают с мужчиной. Я не вижу ничего плохого в том, что они защищают собственные права и личности. С охотой я признаю их право на свободу мысли, только меня интересует исключительно их задницы.
И я заметил, что больше всего напирают на мужиков самые уродливые, потому что им никто не сует. Мужчин они ненавидят только потому, что их у них никогда не было. Передо мной именно такой экземпляр.
— Ну ладно, вы же не разбудили меня только лишь затем, чтобы морочить мне мозги собственными претензиями. Чего хотите?
— У нашей машины неприятности с амортизатором, нужно погрузить ее на ваш прицеп. Для нас это единственная возможность выехать отсюда. Вы…
— Нет. Не могу.
— Но…
— Я же сказал — нет.
Вот это уже малой не нравится. В один прекрасный день она открыла, что мыслит, и с той поры совершенно потеряла голову. Если она и вправду чего-то не любит, то как раз хамов в моем стиле. Во всяком случае, именно так она обо мне думает. Посему, исключительно из вредности, добавляю:
— Я сказал — нет, потому что не хочу никаких самок в своих конвоях. Я не желаю, чтобы какие-то задницы отвлекали моих людей.
Все слова застряют у нее в горле. Джеки с Капоне заходятся от смеха. А не нужно было начинать. Раз вы относитесь ко мне, словно к врагу собственной расы, я делаю то же самое.
— Ну ладно, уматывайте. Вы даже не особенно и красивы.
— Свинья!
Я же гаденько смеюсь.
— Заткнись. Капоне, забери эту шваль отсюда.
Все три девицы поворачиваются и возвращаются к своей машине, желтому «Ситроену 2CV», припаркованному чуточку дальше. По дороге пудель оборачивается, чтобы послать мне последний ненавидящий взгляд. Я этого ждал, и когда она поворачивается ко мне, моя рука с торчащим вверх средним пальцем уже вытянута вперед в последнем привете.
Ну как мне объяснить, что я отослал их к чертовой матери не по причине собственного паршивого характера. Просто не могу я их взять в мужскую компанию. Женщины обладают тем свойством, что все вокруг теряют голову. Если бы я их взял, все мои мужики только бы и занимались этими бабами, надеясь трахнуть какую-нибудь из них. Ведь нет ничего более глупого, чем мужчина в роли комнатной собачонки, и это меня напрягает. И вообще, раз уж пришла пора заниматься расчетами, решаю высадить взятых в Адраре туристов. Все эти три дня они только жаловались, а как только от них нужна была помощь, они тут же исчезали. Так или иначе, но здесь им будет безопасней, чем продолжать путешествие в моем конвое.
Джеки не соглашается, чтобы туристов с их насиженного местечка сгонял я лично. Он предпочитает провести операцию по-своему. Даю ему разрешение на действия, после чего заказываю у Капоне следующую чашку кофе, чтобы спокойно позавтракать. Но ничего из этого не получилось: не успел он притащить дымящийся кофейник, как появились пассажиры.
— Вы же не можете бросить нас посреди пустыни.
Самый толстый из них, тот самый, что получил камнем по голове, из осторожности держится сзади. Малыш-блондинчик плачет, по его щекам катятся слезы.
Ну что я такого сегодня сделал, чтобы иметь подобные страдания?
— Здесь имеется деревня, кретины. Через парочку дней кто-нибудь будет проезжать, и вы сможете отправиться с ним. Джеки уже сказал вам уматываться, я могу повторить то же самое. Так что не морочьте мне голову и сваливайте.
Их представитель мнется. Потом глядит на меня, все понимает и уходит, забирая с собой всех остальных.
А кофе остыл.
Сбрасываем с прицепа Альбаны четырех овец, павших во время переезда. Пятерых других выбираю на обед. Хорошая жратва вновь помирит меня с жизнью. Вокруг грузовиков собираются детишки тамачеков. Некоторые пришли только лишь затем, чтобы сказать «Добрый день» и попросить какой-нибудь подарок. Под руководством Валлида мои люди раздают банки со сгущенкой карандаши. Здешние дети всегда просят подарить им карандаш. Вид у малышни всякий раз все хуже и хуже, у некоторых гноятся глаза, мухи отложили яйца. Капоне тронут и все утро занимается раздачей подарков.
Наконец мы садимся у костра, за импровизированным столом. Помощники получают свою долю. Снова подходят дети, и я приказываю раздать им все, что еще осталось.
Шотар, который еще утром выехал с кипой паспортов всех моих людей и помощников, возвращается с приглашенным гостем.
Это один из местных полицейских. Пару раз я просил его сделать мне услугу, и всегда он устраивал все без лишних разговоров. Сегодня это он пришел ко мне с делом.
— Что я могу для тебя сделать?
Тот проглатывает кусок баранины. Это молодой парень в тюрбане. На юге алжирские чиновники мундиров не носят. Слишком жарко.