Сахарная вата

Тогда я подумала, что поговорю с папой перед ланчем, но мы отправились в парк кормить уток оставшимся в кафе зачерствевшим хлебом. Хлеба было много, так что у птиц пошел пир горой. Пока я разворачивала очередной кулек, утки нетерпеливо крякали, а затем азартно набрасывались на брошенные в воду крошки. Я не хотела портить своим сообщением настроение ни уткам, ни нам с папой.

Так что перенесла свой неприятный разговор на ланч, но папа усадил меня за столик в своем кафе и стал изображать, будто я какая-то очень важная посетительница.

Он приготовил для меня салат в виде клоунского лица – волосы из латука, вареные яйца вместо глаз, красный нос из помидорки-черри.

– Вот! Скажешь маме, что я кормил тебя очень здоровой и полезной пищей, – сказал папа. – Ладно, а теперь съедим пудинг.

Пудинг не был здоровой и полезной едой. Папа сделал его из ломтиков вчерашнего именинного торта, взбитых сливок, мороженого и малинового соуса. Рассказывать печальные новости под такой пудинг, сами понимаете, совершенно невозможно.

Затем мы развалились каждый на своем конце дивана и поставили древнее видео – «Дети дороги»[3]. Фильм время от времени зависал, но мы с папой знали его наизусть, так что не обращали на это внимания. В конце фильма его героиня Бобби приходит на вокзал, видит своего отца и бежит за ним, крича: «Папа, о мой папа!»

Мой папа – это большой наивный ребенок. В этом месте он всегда плачет, а я дразню его слабаком. Но сегодня я вдруг подумала, что сама похожа на эту несчастную Бобби, которую разлучили с отцом, и тоже заплакала.

– Эй! Реветь запрещается! Это моя прерогатива, – сказал папа, ласково подталкивая меня в бок. Затем он внимательно посмотрел на меня и спросил: – Ты же не взаправду плачешь, а, Флосси? Что случилось, эй? Ты можешь поделиться со своим папой? Ну же!

Это просто кошмар. Я не могла рассказать папе про Австралию, ведь это было так ужасно! Я обхватила руками его шею и крепко к нему прижалась.

– Я буду скучать по тебе, пап, – прошептала я, уткнувшись носом в его старый серый свитер.

– Я тоже буду скучать по тебе всю неделю, солнышко. Я, можно сказать, живу только ради этих встреч по выходным, особенно теперь… Ну понимаешь, у меня сейчас плохо с деньгами, и в кафе дела идут из рук вон. Но пока мы с тобой вместе, все это ровным счетом не имеет никакого значения. – И папа потерся о мою макушку своей небритой щекой.

Я зарыдала еще сильнее.

– Эй, эй, не плачь, малышка Флосс. У тебя такие чудесные мягкие волосы. И вся ты словно моя маленькая сахарная вата. Смотри, как бы я тебя всю не съел. – Он зачавкал, делая вид, что обкусывает мои локоны.

Я не сдержалась и захихикала, хотя при этом продолжала рыдать что есть сил.

– Ну-ну, не унывай, моя дорогая. Скоро приедет супермен Стив в своей роскошной машине, и я не хочу, чтобы он стал рассказывать твоей маме, как тебе со мной плохо. Ты должна сиять, петь, танцевать и быть самой счастливой девочкой на свете, которая думает, что ее родители просто поссорились из-за какого-то куска пирога. Кстати, о пирогах. Я думаю, тебе лучше не говорить маме, что мы с тобой вдвоем умяли целый торт. Не скажешь, а?

– Папа! Ах, папа, папа!

– Что случилось, милая? Скажи, облегчи душу.

– Я не знаю, как сказать, – простонала я.

Тут я услышала, как к кафе подъехала машина, и вскочила с дивана. Это был Стив. Что-то он сегодня слишком рано приехал. И не один, а с мамой и Тигром. Они все приехали, чтобы забрать меня.

Сказать необходимо было сейчас, другого времени для этого просто не оставалось, и я разразилась водопадом слов:

– Папа, мне невыносимо говорить об этом, но мы уезжаем в Австралию. Стив получил там новую работу, мы улетаем в следующем месяце, они только сейчас сказали мне об этом, и я весь уик-энд собиралась тебе об этом рассказать, но никак не могла решиться, они сказали, что мы уезжаем на полгода, но все равно это для меня целая вечность, и я чувствую себя словно разрезанной надвое, потому что очень люблю тебя, папа.

Прозвенел дверной звонок. Папа ошеломленно потряс головой. На какое-то ужасное мгновение его лицо словно смялось, но затем он глубоко вдохнул и сделал попытку улыбнуться.

– Да, это действительно сногсшибательная новость, Флосс, – сказал он. – В Австралию, значит? Ладно, купим тебе пробковый шлем от солнца.

– Ты в своем уме, папа?! Ты что, ставишь на мне крест?

– Нет, конечно, не ставлю, глупенькая, и я вполне в своем уме. Я буду ужасно скучать по тебе. Надеюсь, ты тоже не забудешь своего старого папку.

– Папа, как я могу тебя забыть! – воскликнула я.

Снова прозвенел звонок. Затем кто-то громко забарабанил кулаком в дверь кафе.

– Нужно пойти открыть, похоже, твоя мама начинает терять терпение, – сказал папа.

Я вцепилась в него, словно обезьянка, не в силах разжать руки. Так, вместе со мной на закорках, он проковылял к двери и неуклюже открыл ее.