Сахарские новеллы

Будь на ее месте другая женщина, я бы не повела ее в комнату, полную мужчин. Но Саида была девушкой просвещенной. Поколебавшись немного, она переступила через порог.

Сослуживцы Хосе никогда не видели так близко девушку-сахравийку. Все они проявили учтивость и встали, когда она вошла. Саида ответила непринужденным кивком.

– Садитесь, пожалуйста, не церемоньтесь.

Я усадила ее на циновку и пошла за газировкой для нее и Афелуата. Когда я вернулась, она была уже без чадры.

В свете лампы лицо Саиды лучилось какой-то невероятной, даже пугающей прелестью. Кожа цвета слоновой кости оттеняла бездонные черные глаза. Прямой нос, светлые губы, тонкие, безупречно правильные, будто у статуи, изящные черты. Она бессознательно потупила взгляд и спокойно улыбнулась. Словно молодая луна, она озарила комнату своим сиянием. Все собравшиеся будто окаменели, даже я замерла на мгновение, потрясенная исходящим от нее светом.

Лучезарная красота Саиды, к которой в больнице все давно привыкли, приобрела совершенно особую прелесть теперь, когда она была одета в традиционное платье. Она молчала, а мы, сидя рядом с нею, словно оказались в старинной волшебной сказке.

Никто не спешил возобновить беседу. Присутствие Саиды заставило нас обо всем позабыть. Посидев немного, Афелуат попрощался и увел с собой Саиду. Еще долго после ее ухода в комнате царила тишина. Пожалуй, именно такое действие оказывает на людей вечная красота!

– Какая красавица! – растроганно вздохнула я. – Бывают же на свете такие прекрасные женщины.

– Она подруга Афелуата? – тихо спросил кто-то.

– Не знаю, – пожала плечами я.

– Откуда она?

– Я слышала, что она сирота. Родители ее умерли, и она прожила несколько лет при больнице с монахинями. Они обучили ее акушерскому ремеслу.

– Видимо, она хорошо разбирается в людях, раз выбрала Афелуата. Это весьма порядочный молодой человек.

Я покачала головой.

– Афелуат ей и в подметки не годится. Чего-то в нем недостает, сама не пойму, чего именно.

– Сань-мао, нельзя судить о людях по их внешности, – сказал Хосе.

– Дело не во внешности. Я просто чувствую, что она не может быть с ним.

– Но Афелуат из богатой семьи. Его отец владеет на юге тысячами коз и верблюдов…

– Конечно, я не очень хорошо знаю Саиду, но уверена, что ее не прельщает богатство. Думаю, во всей пустыне не найдется подходящего ей человека!

– Разве Хаджиб ее не добивался? – снова сказал Хосе. – Недавно он даже подрался из-за нее с Афелуатом.

– Этот папенькин сынок целыми днями шатается без дела, – с презрением сказала я. – Строит из себя важную персону, пользуясь положением отца. Как можно даже упоминать о нем в одном ряду с Саидой!

Первое появление Саиды в нашем доме потрясло всех до глубины души, и никому не хотелось уводить от нее разговор. Даже я, впервые в жизни, была словно опьянена присутствием этой исключительной девушки.

– Как ты могла пустить в свой дом эту проститутку? Если и дальше так пойдет, соседи перестанут с тобой знаться, – увещевала меня на следующий день взволнованная Гука.

Я лишь рассмеялась в ответ.

– Мы все видели, как она вышла из машины вместе с мужчиной. Она даже улыбнулась и поздоровалась с моей матерью. Мама тут же увела нас в дом, громко хлопнув дверью. Афелуат аж весь покраснел!

– Сами вы хороши.

Я и не знала, что вчера, перед тем как они вошли к нам в дом, разыгралась такая нелепая сцена, и была неприятно поражена.

– Говорят, она не мусульманка, а католичка! Такие люди после смерти попадают в ад.

Я молча смотрела на Гуку, не находя слов, чтобы ее вразумить. Я вышла вместе с ней за дверь и увидела Хамди, как раз вернувшегося с работы. Испанская военная форма неплохо гармонировала с его сединой и загорелым лицом; выглядел он весьма внушительно.

– Сань-мао, не хочу с тобой ругаться, но мои дочки почти каждый день к тебе шастают, я надеялся, ты научишь их чему-нибудь путному. А вышло что? Вы свели дружбу с этими сомнительными субъектами, как же я могу позволить дочерям с тобой общаться?

Эти жестокие слова оглушили меня, как пощечина. Я густо покраснела и не знала, что ему ответить.

– Хамди, ты больше двадцати лет работаешь на испанское правительство. Тебе полагалось бы смотреть на вещи чуть шире. Времена меняются…

– Времена меняются, но традиции и обычаи сахрави остаются прежними. Вы – одно дело, а мы – совсем другое.

– Саида вовсе не дурная женщина, Хамди. Ты ведь человек в летах и должен понимать это лучше других…

Меня разбирала такая злость, что я даже договорить не смогла.

– Что может быть позорней, чем предать религию своего народа? А?

Топнув ногой, Хамди ушел в дом, уведя за собой склонившую голову Гуку.

– Старый болван! – выругалась я и тоже ушла в дом, громко хлопнув дверью.

За ужином я не выдержала и рассказала обо всем Хосе.

– Сколько же нужно времени и терпения, чтобы приобщить этот народ к цивилизации!

– Партизаны ежедневно твердят по радио, что рабам дадут свободу, а женщинам – образование, но эти люди слышат только про независимость, а об остальном и знать не желают.

– Партизаны? По какому радио? Почему же мы не слышали?