Сахарские новеллы

Усевшись поудобнее и открыв окно, я спросила:

– Далеко еще?

– Наш шатер вон там, впереди.

– Вы снова переехали? В прошлом году вы жили не здесь.

– Верблюдов-то всех продали, теперь можно жить где угодно.

Вдалеке, у самого горизонта, я разглядела коричневый шатер семьи Афелуата, и с души наконец свалился камень, мучивший меня всю дорогу. Под высоким небом навстречу нам летели три крошечные черные точки: это прекрасная мать Афелуата с двумя дочерьми выбежала нас встречать.

– Салам алейкум! – закричали девочки, бросившись к старшему брату. Затем они подбежали ко мне и обвили мою шею руками. Красивые невинные лица, опрятные длинные платья, белые зубы, гладко заплетенные толстые косы – от них веяло природной свежестью.

Мелким шагом я поспешила к матери Афелуата, освободившейся из объятий сына.

– Салам алейкум, Ясмин!

Одетая в темно-синее платье, с волосами, зачесанными в низкий узел, она медленно раскрыла объятия и тепло поприветствовала меня. Искреннее чувство светилось в ее глазах. Вдруг я обнаружила, что предрассветная серость исчезла, а небо, будто умывшись, стало голубым и чистым.

– Сестрички, – позвала я девочек, – бегите к машине, возьмите там отрезы ткани. Еще я привезла вам бусин из цветного стекла, – добавила я, отгоняя от себя стайку коз.

Хосе достал две больших банки с нюхательным табаком.

– Это в подарок отцу Афелуата.

– Там еще коробочка печенья из какао. Возьмите их тоже.

Все было как в мирные времена. Словно я приехала домой или в гости к родственникам – атмосфера царила такая же, как и прежде, когда мы приезжали в гости к Афелуату. Оставив всех, я побежала к шатру.

– Предводитель, я приехала!

Я вошла в шатер. Отец Афелуата, совершенно седой, не вставая, протянул мне руку.

– Салам алейкум!

Я опустилась на колени и подползла к нему поближе. Протянув правую руку, я легонько коснулась его головы. Со всей возможной учтивостью приветствовала я этого старика.

В шатер вошел Хосе. Он приблизился к старику, опустился на колени и тоже коснулся его макушки. После этого он уселся напротив, поджав ноги.

– Надолго к нам на этот раз? – спросил старик по-французски.

– Ситуация сейчас неблагоприятная, – отвечал Хосе на испанском. – Вечером придется уехать.

– Вы покидаете Сахару? – со вздохом спросил старик.

– Другого выхода нет. Приходится уезжать, – ответил Хосе.

– Война! Не то что раньше, в мирное время!

Порывшись у себя в кармане, старик достал пару серебряных браслетов для ног и поманил меня к себе. Я подползла к нему и села рядом.

– Надень, это тебе.

Я не знаю французского, но выражение его глаз я поняла. Двумя руками я приняла его подарок и, скинув обувь, надела браслеты на щиколотки. Затем встала и сделала несколько неуклюжих шагов.

– Зуайна! Зуайна! – воскликнул старик по-хассанийски. – Очень красиво!

Я отлично поняла его и мягко ответила: «Хак» (Да!), не в силах отвести глаз от своих щиколоток.

– Каждой дочери полагается по паре, – по-братски ласково произнес Афелуат. – Сестренки еще малы, поэтому первой дарим тебе.

– Позвольте, я выйду? – спросила я отца Афелуата. Он кивнул головой, и я побежала показывать браслеты Ясмин.

Младшие сестры ловили козу на убой. Сизый дымок струился вверх от подожженной копны колючего сухостоя. Вдвоем с Ясмин мы стояли и глядели на необъятные просторы. Прежде их шатер стоял южнее, в окружении соседей, и было непонятно, зачем они переехали в такое безлюдное место.

– Как же красива Сахара! – сказала Ясмин, изящно воздев руки к небу. Всегда, когда я к ним приезжала, она неизменно восхваляла свои родные края. Словно по мановению ее волшебных рук, окружающий нас мир вдруг задышал поэзией, наполнившей всю мою душу.

Нет в мире другого места, подобного Сахаре. Лишь тому, кто любит ее, открывает она свою красоту и дарит свою нежность. Вечность ее земли и неба отзывается на любовь беззвучным эхом, тихим обещанием хранить тебя, надеждой принять в свои объятия твоих будущих детей и внуков.

– Пора забивать козу. Пойду позову Луата. – Я побежала обратно к шатру.

Вышел Луат. Я тихонько улеглась на ковер, чуя исходивший от него легкий аромат табака. Никто в этой семье не источал неприятного телесного запаха; они были совсем другие.

Прошло довольно много времени, прежде чем Афелуат постучал по моему плечу:

– Коз забили, можно выходить.

Я никогда не могла смотреть на то, как забивают скот.

– Две козы, да такие большие! Съедим ли столько? – спросила я, сев на корточки рядом с Ясмин.

– Еще и не хватит! Сейчас приедут младшие братья, да и вам дадим с собой в дорогу. Надо сварить котелок кускуса, чтобы все могли вдоволь наесться.

(Кускус – местное блюдо из пшеницы, его едят руками, слепляя пальцами.)

– Никогда раньше не встречалась с братьями Луата, – сказала я.

– Все они уехали много лет назад, домой наведываются редко. Вы приезжали к нам раза три-четыре, а они за то же время – всего один. – Ясмин вздохнула.

– Даже в такое время не приезжают?

– Едут! – тихо сказала Ясмин и, сев на корточки, принялась за работу.

– Где? Я никого не вижу, – удивилась я.

– Прислушайся!

– Слышу только голоса внутри шатра.