– Его сундук! Храни нас, Николай Угодник! – воскликнул Пичи Про. – Ни за какие деньги я не согласился бы держать этот сундук у себя; ручаюсь, мертвец являлся бы за ним по ночам с шумом и грохотом, и трактир превратился бы в дом с привидениями. А предположение, что он отправился в море на своем сундуке, напомнило мне историю с кораблем шкипера Ондердонка, произошедшую на пути из Амстердама.
Во время шторма скончался корабельный боцман; тело покойного завернули в парусину, уложили в принадлежавший ему сундук и, как заведено у моряков, отправили за борт, но в спешке забыли прочитать над ним необходимые в таких обстоятельствах молитвы. Шторм усилился, буря с каждой минутой бушевала все яростней, и в центре этого светопреставления моряки вдруг разглядели за кормой недавно почившего боцмана, который плыл за кораблем в своем сундуке, поставив вместо паруса саван. Волны расступались перед ним, вздымая вокруг фонтаны мелких огненных брызг, так что казалось, будто он высекает из воды пламя. День сменялся днем, за ночью наступала ночь, а шторм все не утихал. Корабль несся, гонимый шквальным ветром, и команда в любой момент ожидала катастрофы. Каждую ночь с судна можно было видеть, как отправившийся к Дэви Джонсу боцман гонится за ними на сундуке, пытаясь их нагнать. Периодически доносился его свист, перекрывавший яростные завывания ветра; всех не покидало ощущение, что это он насылает на них огромные волны величиной с гору, которые непременно захлестнули бы корабль, если бы команда наглухо не задраила иллюминаторы и люки. Только в полосе тумана близ Ньюфаундленда они потеряли боцмана из виду и предположили, что он сменил курс, взяв направление на остров Покойника. Вот как важно на море прочесть над усопшим молитвы, перед тем как отправить его в последний путь!
Гроза миновала, и больше не было нужды прятаться под крышей трактира. Кукушка на часах известила о наступлении полуночи; все заторопились к выходу, ибо тихие бюргеры не привыкли засиживаться допоздна, злоупотребляя терпением хозяина. Они вышли на улицу и обнаружили, что небо очистилось от туч, в течение всего вечера застилавших его черным, непроглядным покровом. Буря ушла дальше, и теперь лишь на горизонте виднелись скопления темных клочковатых облаков, освещенных ярким полумесяцем, который походил на небольшой серебряный светильник, подвешенный в небесном дворце.
Тягостные впечатления от ночного происшествия и жуткие истории, рассказанные Пичи Про, пробудили в каждом из этих мирных обывателей суеверные страхи. Все боязливо поглядывали туда, где сгинул флибустьер, и не слишком бы удивились, увидев в холодном сиянии луны, как он плывет по волнам на своем сундуке. Но в том месте, где бушующая пучина поглотила старого моряка, было тихо и спокойно; лишь трепещущие отблески лунного света плясали на поверхности воды, не нарушая ее плавного течения. Проходя по пустынному полю, где некогда был убит человек, завсегдатаи трактира пугливо жались друг к другу; и даже привыкший, казалось бы, к привидениям и прочей нечисти могильщик, который жил дальше всех и в конце пути остался в одиночестве, предпочел сделать изрядный крюк, лишь бы не идти через церковный погост.
Вольферт Вебер вернулся домой с багажом новых историй и сведений, несомненно заслуживающих тщательного осмысления. Рассказы о кубышках с монетами, об испанских сокровищах, зарытых тут и там среди скал и чуть ли не в каждой бухте на этом диком побережье, совершенно вскружили ему голову. «Святой Николай Угодник! – воскликнул он вполголоса. – Ну почему я не могу наткнуться на один из таких тайников и в мгновенье ока стать богачом?! Как это сурово, вынуждать меня день за днем, надрываясь, копаться в земле ради куска хлеба, тогда как один удачный удар заступом – и я до конца жизни разъезжал бы в собственном экипаже!»
Воссоздав в памяти все подробности поразительной истории черного рыбака, Вольферт придал ей в своем воображении совершенно иное толкование. Люди в красных колпаках безусловно были шайкой пиратов, прятавших добычу, решил он, и как только подумал, что, возможно, сумеет наконец обрести желанное богатство, прежняя алчная страсть вспыхнула в нем с новой силой. Разгоряченному воображению Вольферта всюду чудился звон золота. Его чувства можно было сравнить с переживаниями пресловутого скупца из Багдада, который намазал глаза волшебной мазью дервиша, благодаря чему приобрел способность видеть спрятанные в земле сокровища. Шкатулки с драгоценностями, сундуки со слитками золота, бочонки с иноземными монетами в бесчисленных тайниках словно сами просились к нему в руки, умоляя освободить их из плена могил, в которых они преждевременно оказались.