Сакральные древности Крыма. Мифы, легенды, символы, имена и их отражение в искусстве

«Чудный остров» знаком нам всем с детства — в гениальном описании А. С. Пушкина. Его «Сказка о царе Салтане» развертывает перед нами картину мироздания с ее архаичной простотой. Итак, остров, холм, дуб. Здесь-то и появляется герой. Все вместе как-то удивительно легко складывается в знакомые с детства строки:

Видят: холм в широком поле,
Море синее кругом,
Дуб высокий над холмом.

Однако это «чудный остров», и его пустынность завтра же обернется всеми сокровищами мира. Вот что рассказывают о нем корабельщики:

В море остров был крутой,
Не привальный, не жилой.
Он лежал пустой равниной,
Рос на нем дубок единый,
А теперь стоит на нем
Новый город со дворцом…^[133]

Но чудеса пересказанной поэтом с гениальной интуицией сказки только сейчас раскрываются перед нами во всей своей полноте. Особенность народной фольклорной традиции — хранить с удивительным постоянством и неизменностью на протяжении многих веков то, что стало непонятным и отнесено в область чудесного; к ним относятся черты обряда инициации. Это символические испытания, через которые должен пройти юноша, прежде чем попасть в мир взрослых; еще таинственнее были испытания для тех, кто стремился попасть в мир мудрых.

Герой сказки — «князь Гвидон» при посвящении должен пройти через символическую смерть. Его сажают в бочку и бросают в море. Сюда восходит и символически трактуемый образ Ноя, который входит в ковчег, запирается в нем и после потопа выходит из него родоначальником людей и народов. Аналогичным образом новорожденного Моисея, будущего вождя и спасителя своего народа, мать поместила в корзину и пустила по Нилу. Приведем и знаменитую «автобиографию» царя Саргона (2600 г. до н. э.). Табличка в переводе Грессмана гласит: «Я, Саргон, могущественный царь, царь Аккада. Моя мать была бедна (весталка?), отца я не знал, брат моего отца живет в горах. Зачала меня моя бедная (?) мать, тайно родила она меня, посадила меня в корзину из тростника, запечатала крышку земляной смолой и предала ее реке… Тогда принесла меня река к Акки поливальщику. Он принял меня вместо сына, воспитал и сделал садовником. Пока я был садовником, полюбила меня богиня Иштар и четыре года я царствовал»^[134]. Как видим, эти обстоятельства своего рождения и воспитания царь Саргон приводит как высшее доказательство своего избранничества.

Тайны рождения избранника

Происхождение «избранников», наделенных особыми качествами, будущих предводителей племен и народов, великих мудрецов, певцов-сказителей, становится главной ареной «боевых действий» между полами в период перехода от материнского рода к патриархальным нравам. В Библии рассказано о «сынах божиих», которые «входили к дочерям человеческим» и о появлении от их союза выдающегося потомства. По мере агрессивного наступления отцовского права и пут законного брака, требовавших «точного» знания об отце ребенка, прежние верования прошли через ряд искажений. Последние, однако, не могли заслонить факта: порой зачатие происходит до брака, но и в случае, когда их матери состоят в законном браке, отцом их является отнюдь не супруг, а некто вышестоящий в духовной или сословной иерархии.

Однако от прежних времен «женовластия» сохранилось представление о партеногенезе, или непорочном зачатии. В греческих мифах это превратилось в соития с любвеобильным Зевсом и другими богами-олимпийцами, и сакральное начало почти стерлось. Тем не менее, и здесь можно найти изначальное предание — о царевне Данае, заключенной в неприступной башне, куда Зевс проник в виде золотого дождя. Это не что иное, как вариант партеногенеза, или зачатия от солнечного луча, предания о котором сохранились на просторах Евразии. Северные черты предания о Данае обнаруживаются и дальше: родившийся от союза с богом сын Персей вместе с Данаей заключен в ящик и брошен в море (так в кельтских преданиях, Сказке о Царе Салтане); Персей, возмужав, отправляется в Гиперборею, где и совершает свои подвиги (убивает Медузу Горгону, освобождает Андромеду, которую обрекли в жертву чудовищу).