Сакральные вопросы о коммунизме, И. Сталине и человеке

Пушкин говорил, что, если бы люди точно называли вещи своими именами, они избавились бы от половины заблуждений. Но заблуждения бывают выгодными, и люди держатся их. Это многое объясняет. Поэтому либерально-реформаторская идеология не есть некое повальное оглупление или помешательство, как может показаться. Это – идеология сознательного мошенничества, ловящая людей на собственнической психологии и нежелании правдиво оценивать себя.

Люди, видя ее распространенность и потакание в прессе, не могут ей противиться, чтобы не выглядеть белой вороной. Зато в границах личного интереса приемлют ее, несмотря на разлагающую вредоносность для большинства и общую опасность в перспективе, чтобы сносно объяснять себе поступки своего же стяжательства. Они предают, таким образом, выработанные веками человеческие ценности под свой корыстный интерес. Эта идеология коробит людей против их собственной воли, оправдывая их потребительские амбиции и жадность. Если коммунисты десятилетиями изнуряли человеческую сущность, интенсифицируя труд, то либеральные подельщики извращают ее, нагнетая в ней звериные инстинкты и порывы.

Люди, конечно, не проверяют идеологию на истинность, а приспосабливаются к ней. На выяснение истин обычно уходят столетия и десятилетия, горы трудов и моря крови. Но нам сегодня не отпущено столько времени. СССР погублен. Россия катится в пропасть. Плата уже велика. Но воры торжествуют: они богаты, их респектабельно именуют господами, охраняют наемники, полиция и оправдывают власти.

Довольно! С реформами, если хотим выжить, надо кончать. Как покончили с иллюзорной попыткой строительства извращенного коммунизма. Общество нуждается в лечении. Мало ли что-то кому-то выгодно. Жить хорошо имеют право все, а не кто-то за чей-то счет!

Дело Гайдара-Чубайса не просто ошибочно, оно ложно и лживо. Не реформы будто бы осуществляются неправильно. Неправильны и неправедны сами реформы. Исходный посыл их неверен. И как ни крути, все будет выходить морока и большая беда. Король-то голый!

Но и на коммунистов нынче надежды нет. Доказывать им марксизм – дело более трудное, чем перед его прямыми врагами. Они попросту не понимают его, оставаясь упертыми в своем доморощенном догматизме. Воров они воспринимают, как им и подают, за буржуазию. Поэтому одним не терпится повторить «сталинские» репрессии. Другим грезится повторная социалистическая революция с установлением все той же диктатуры пролетариата. Однажды вбитое в голову искажение мстит за себя тем, что, несмотря на происшедшие изменения, люди до сих пор лишены четких представлений о самих себе и возможных противниках. Режим поэтому более держится на обмане, а не на силе оружия.

Люди не сознают, что любой исторический акт есть особенность, сочетающая в себе общую закономерность и неповторимую уникальность. История не штампует события (в ней нет дурной бесконечности), а выдает их в развитии качественного своеобразия. Путаясь в качественном определении событий, коммунисты, естественно, и не знают, что делать. Если прежде капиталистов мучил призрак коммунизма, то коммунистам ныне всюду мерещится призрак капитализма. И на место здравого понимания ситуации ставят закосневшие догмы: юридическую, к примеру, ответственность за воровство подменяют «классовой». Хотя для нас достаточно судить воров, чтобы избежать большой крови.

Коммунисты ныне представляют собой теоретически разоруженную, вырождающуюся секту, не способную (из-за эклектичного в своем прагматизме руководства) ни к самоорганизации, ни к организации всенародной оппозиции. «Лимит на революции» у них исчерпан, а классы, тем не менее, «продолжают быть». Из-за этой путаницы они не видят и не приемлют действительной революции. А она есть, продолжается и углубляется – это Всенародная, общедемократическая революция, разразившаяся восстанием в 1991-м против номенклатурного засилья и расстрелянная оборотнями в 1993-м. Она не одноактное явление. Неизбежно грядет ее новое конкретно-историческое воплощение.