Саладин, благородный герой ислама

Будет не лишним остановиться здесь на характере Нур ад-Дина, который был храбрым солдатом, мудрым правителем, неоднократно побеждавшим франков в сражениях. Для начала следует обратиться к известному арабскому писателю Ибн ал-Асиру, который написал о нем следующее: «Я старательно изучил жизненный путь властителей прошлого, но, начиная с законных халифов и Омара бен Абд ал-Азиза, я не нашел среди них никого, чья жизнь была бы более незапятнанной, а любовь к справедливости более пылкой. Благочестивый мусульманин, глубоко убежденный в величии и истинности миссии Пророка, он старался в точности следовать как в частной жизни, так и исполняя свои государственные функции, многочисленным предписаниям Корана и Сунны о поведении верующих. Большие средства, добытые в результате военных походов, он жертвовал на благотворительность и на общественно значимые работы. Все крупные сирийские города — Дамаск, Хомс, Хама, Алеппо, Баальбек — обрели благодаря ему новые укрепления. Повсюду под его руководством возводились мечети, школы, караван-сараи. Ученые также пользовались его покровительством. Но главное, к чему он стремился, — выгнать христиан из Сирии и Палестины, и он точно следовал намеченной цели». Нур ад-Дин, младший из сыновей Зенги, самого выдающегося эмира славной эпохи Сельджуков, которого христиане прозвали «Кровавым», с первых своих шагов на государственном поприще показал, что он не забыл уроки своего отца, учившего его править людьми и ненавидеть христиан. Юноша, который еще с ранних лет подвергся тяжелым испытаниям, оставил своего старшего брата спокойно править в отцовской вотчине в Мосуле, предпочитая перебраться в Алеппо, чтобы быть ближе к границам врагов своей религии. Он умело распоряжался доходами казны, что особенно ценили его современники. Он с недоверием относился к баснословному богатству, к купающимся в золоте эмирам, к слишком угодливым чиновникам. Он подарил Дамаску Дар ал-Адл, который и в девятнадцатом веке служил резиденцией турецких правителей, госпиталь Маристан. Он целиком за свой счет отреставрировал алеппскую мечеть. Именно он создал в Сирии первый верховный суд, который стал апелляционным и выносил приговор последней инстанции, причем судьи не принимали во внимание ни знатность, ни общественное положение просителей. Иногда он присутствовал на судебных заседаниях, обеспечивая своим авторитетом справедливость и олицетворяя законную власть, далекую от взяточничества и потворства преступникам. Он приказал, чтобы военные контрибуции целиком поступали в государственную казну, а не распределялись, как это было раньше, между командирами и эмирами, которые считали это своей привилегией. Он любил повторять своему изумленному окружению, что он только счетовод имущества мусульман и что он не позволит использовать его в других целях, кроме как на благо последних. Подобные речи были в новинку при дворе сиятельных эмиров, удивленных такой суровостью нравов и мало склонных их разделять. Нур ад-Дин не искал ни богатства, ни славы. Он жил просто, стараясь быть столь же щедрым, сколь и бережливым. Он ввел обычай, весьма странный для той эпохи. Чтобы как можно быстрее получать почту, отдавать распоряжения своим военачальникам, находящимся в походе, узнавать о передвижениях врага, он первый использовал почтовых голубей. Благодаря этому нововведению он неоднократно застигал христиан врасплох и разбивал их в пух и прах прежде, чем они успевали понять, используя какое колдовство, Нур ад-Дин так быстро узнавал об их перемещениях. Но одним из самых выдающихся деятелей ислама Нур ад-Дина делало его упорство в борьбе с франкскими поселениями в Сирии. Всю свою жизнь он посвятил борьбе с врагами своей веры. Ненависть, которую он испытывал к восточным христианам, была не политической — то было настоящее религиозное исступление. Он с пылом вел священную войну. Гильом Тирский, который жил в эту эпоху, не ошибся, когда сказал: «Нур ад-Дин — жесточайший враг христиан». И дело было не в различном происхождении, не в отвоевании арабских земель и оспаривании границ, речь шла о духовных интересах ислама. В руках Нур ад-Дина были все средства, чтобы внушить почтение к своей политике. Его войска были безоговорочно верны, поскольку состояли из мамлюков, рабов или вольноотпущенников, которые были связаны со своим господином правовыми узами, с другой стороны, ученые мужи и суфии, обязанные вести религиозную пропаганду, прославлявшую владыку, полностью поддерживали своего повелителя. Он сумел объединить большую часть сирийских мусульман ради общего дела, которому он служил с таким постоянством. Вот почему его называли великим, а его власть простиралась «от Нубии до ворот Хамадана». Вот почему правоверные произносили его имя в своих молитвах в Мекке и Медине. «Нур ад-Дин продолжил дело своего отца, — пишет Рене Груссе, — так же, как Людовик Святой продолжил дело Филиппа-Августа. Политик и завоеватель уступает место святому. Очевидно, что Нур ад-Дин ни в чем не отступил, впрочем, как и Людовик IX от военной традиции своих предков. Напротив, всю свою жизнь он проводит в священной войне. И как раз в войне за веру заключался весь смысл его существования». Он посвящает себя ей с настойчивым усердием дервиша. Он тоже святой король. Став владыкой мусульманской Сирии, он ведет в своих дворцах в Алеппо и Дамаске на удивление простую жизнь, которая в часы религиозного подъема во время джихада становится почти что жизнью аскета, умерщвлявшего плоть постами и сгоравшего в исступленных молитвах. Родственники могли бы высечь на его могиле следующие слова, произнесенные перед смертью соратником Пророка: «Будь желанной гостьей, о смерть, будь дорогой подругой, которая приходит ко мне в бедности и в молитве. О мой Бог, Ты это знаешь, я всегда боялся Тебя, но сегодня я горячо уповаю на Тебя. Я не любил тот мир и не желал себе долгой жизни для того, чтобы рыть каналы и сажать деревья, но я хотел испытывать жажду в полуденный зной и слушать мусульманских богословов на собраниях с пением зикра».