Как только Бодуэн IV взошел на иерусалимский престол, бароны собрались, чтобы назначить регента. О своем желании занять эту должность заявили два кандидата: Милон де Планси, рыцарь без особых добродетелей и угрызений совести, и триполитанский граф Раймонд III, прямой потомок графа Сен-Жилльского, прославившегося в Первом крестовом походе. Регентом был избран Милон де Планси, но его невзлюбили за то, что он хотел заставить уважать королевскую власть, не принимая во внимание другие полученные права и привилегии. Оппозицию тут же возглавил триполитанский граф Раймонд III, обиженный тем, что регентство досталось не ему. Раймонд III был достаточно популярен среди палестинских баронов, и к тому же он был самым титулованным из них, поскольку присоединил к своему наследственному Триполитанскому графству Тивериадское княжество. Он обратился к баронскому совету, состоявшему из его друзей, с просьбой отменить решение, назначавшее регентом его соперника. Дело еще не было рассмотрено, когда узнали, что Милон де Планси найден пронзенным ударами кинжалов на улице Акры после вечерни. Регентом был тотчас назначен Раймонд III. Перед ним стояла трудная задача. В этом славном палестинском королевстве строптивые бароны ни во что не ставили распоряжения монарха. Они строили крепости и чтобы защищать свои фьефы от мусульман, и чтобы добиться независимости от центральной власти. Они воевали только ради возможности расширить свои владения, они завидовали могуществу друг друга и старались превзойти друг друга во всем. Что стало в их бесконечных конфликтах, обусловленных материальными интересами, с духовными идеалами их предков, такой искренней и лучезарной верой первых крестоносцев, которые на коленях произносили имя далекого Иерусалима, мечтая о нем в своих западных странах и чью святую землю они обагрили своей благородной кровью? Духовно-рыцарские ордена, далекие от того, чтобы осуждать пагубную деятельностью баронов и сдерживать их жажду власти, являли собой пример настоящего падения нравственных ценностей. Госпитальеры и тамплиеры, покрывшие себя славой в эпоху воодушевления, исступления первых крестовых походов, показавшие себя когда-то великодушными, самоотверженными и бескорыстными воителями, испытывали влияние тлетворного окружения. Они стали вероломными, эгоистичными, и у них появилась жажда наживы. Они отказывались платить десятину с добычи, отобранной у мусульман, и осмеливались даже оспаривать постановления, подлежащие церковной юрисдикции Иерусалимского патриарха. «Вскоре, — пишет Жак де Витри в своей «Истории Иерусалима», — они оскорбили святые места, перекрыв бряцанием своего оружия пение священников в церкви Воскресения. Они думали только об обогащении, имея обыкновение требовать в собственность половину городов или земель, которые нуждались в их помощи». Таково было состояние иерусалимского королевства, когда Бодуэн IV его унаследовал.
Пока прокаженный король и регент пытались навести порядок в своем королевстве, Саладин подвергся первому серьезному натиску христиан. 28 июля 1174 года возле Александрии появился флот Гильома Сицилийского с тридцатью тысячами человек и огромным количеством стенобитных и метательных орудий на борту. «Когда жители Александрии, — сообщает Саладин, — увидели прибытие столь внушительного и хорошо вооруженного флота, они забеспокоились о своей судьбе. Этот флот бросил якорь возле маяка. Христианская конница сошла с транспортных судов вместе с пехотой. Как только высадка была завершена, франки атаковали защитников города с такой яростью, что оттеснили их к подножью городских стен. Затем христианские корабли вошли на веслах в порт. Торговые мусульманские суда были сожжены. Битва продолжалась до вечера. На следующее утро нападавшие подошли к городу почти вплотную и начали забрасывать его камнями из метательных орудий. Три раза франки пытались прорваться через александрийские ворота и три раза были отброшены назад. Они мстили за храбрость наших воинов, убивая пленников и сжигая близлежащие деревни. Наши же перерезали горло христианам, которые позволяли захватить себя, и уродовали их трупы». Своим спасением великий египетский порт был обязан быстро подоспевшей помощи Саладина. Узнав о приближении его армии, Гильом Сицилийский приказал своим войскам погрузиться на корабли, и спустя несколько дней они отплыли на север.