Читаем Саладин. Всемогущий султан и победитель крестоносцев полностью

Отступление из-под Тира было поворотным пунктом на победном пути Саладина. Это была фатальная и непоправимая ошибка. Он следовал для себя твердому принципу избегать, если возможно, длительных осад, который всегда срабатывал. Его войско представляло собой по большей части феодальное ополчение со слабой дисциплиной, многоплеменное и разноязыкое. Такое войско объединяли в основном корыстные устремления – возможность захватить большую добычу, чем преданность султану и идее священной войны (джихада). Под командованием опытного полководца воины могли успешно сражаться в тяжелых условиях, быстро взять приступом город или замок, а перспектива грабежа и просто страсть к битвам сообщала им неистовую отвагу. Но долгая осада гасила их боевой порыв и открывала путь недовольству и зависти в их среде, неизбежных в подобном смешанном войске. Вместо того чтобы сразу же одержать триумфальную победу и завладеть добычей, приходилось тратить силы на рытье подкопов под крепостными стенами, находиться под ежедневным обстрелом и подвергаться опасности неожиданных отчаянных вылазок врага. Если надо было штурмовать замок классического типа, который имел опытного коменданта и надежный гарнизон, осаждавшие имели мало шансов на успех. Неповоротливые осадные машины имели малую точность попадания, а камни для метания, несмотря на свой внушительный вид, были малоэффективны против мощных стен толщиной в 6 м. Подкоп был более надежным средством осады, хотя в него закладывали вместо пороха и динамита сухое дерево, которое затем поджигали. Но те, кто занимался саперными работами, подвергали себя большому риску; воины гарнизона были преисполнены решимости во что бы то ни стало помешать им. Современные способы рытья апрошей и соединительных ходов-траншей еще не были знакомы инженерам того времени. Полная блокада, которая неизбежно вела к гибели осажденных от голода, была наивернейшим средством. Но при этом большая часть войска ничем не была занята, и дисциплина падала. К тому же положение усугубляли тяжелые зимние условия и отсутствие флота; и ничто не мешало противнику легко доставить в портовый город припасы по морю. Всем становилась ясна бесполезность блокады.

Поэтому неудивительно, что Саладин избегал длительных осад, в которых не мог проявиться его талант полководца, в отличие от его умелого планирования сражений на открытой местности и проведения быстрых и стремительно развивавшихся кампаний. Отчасти его нелюбовь к осадам могла объясняться присущим ему чувству милосердия. Даже если немедленный приступ предполагал верный успех, он предпочитал добиваться от осажденных согласия на добровольную сдачу, обещая гарнизону мирно покинуть крепость. По-видимому, султан никогда не задумывался над тем, что воины, которым он позволял беспрепятственно уйти, могли снова пополнить ряды его противника. Несмотря на то что он требовал от воинов обещания не участвовать больше в военных действиях, они, несомненно, нарушали его при первой возможности. Очевидно, наиболее благоразумным шагом было бы удерживать их в качестве военнопленных в Дамаске или каком-либо другом удаленном городе до тех пор, пока не завершится кампания и не наступит мир. В Тире собралось много воинов из капитулировавших гарнизонов, что укрепило его обороноспособность, и Саладину следовало в первую очередь упрекать именно себя за сложившуюся ситуацию.

Тем не менее, несмотря на все сложности осады, следовало принять единственно верное решение: Delenda est Tyrus – Тир должен быть разрушен! Султану было необходимо построить новый флот, уничтожить галеры Тира, засыпать рвы, пробить бреши в стенах, даже если бы он потерял при этом половину армии. Единственно верный ответ – Саладин знал своих людей, и он не мог рассчитывать на их стойкость и выносливость. Но даже это не объясняет его неприятие идеи блокады города с суши и моря, чтобы не дать противнику перебросить подкрепления и вызвать голод среди многочисленных жителей. Как бы мы ни смотрели на это, действия Саладина против Тира ни как полководца, ни как государственного деятеля не могут быть оправданы. Тир стал точкой сбора сил для крестоносцев, благодаря чему им удалось отвоевать часть потерянных земель на побережье Палестины и восстановить свой престиж. И если бы этот город не устоял, еще вопрос, имели бы место Третий крестовый поход и битва за Акру.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история (Центрполиграф)

История работорговли. Странствия невольничьих кораблей в Антлантике
История работорговли. Странствия невольничьих кораблей в Антлантике

Джордж Фрэнсис Доу, историк и собиратель древностей, автор многих книг о прошлом Америки, уверен, что в морской летописи не было более черных страниц, чем те, которые рассказывают о странствиях невольничьих кораблей. Все морские суда с трюмами, набитыми чернокожими рабами, захваченными во время племенных войн или похищенными в мирное время, направлялись от побережья Гвинейского залива в Вест-Индию, в американские колонии, ставшие Соединенными Штатами, где несчастных продавали или обменивали на самые разные товары. В книге собраны воспоминания судовых врачей, капитанов и пассажиров, а также письменные отчеты для парламентских комиссий по расследованию работорговли, дано описание ее коммерческой структуры.

Джордж Фрэнсис Доу

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / История / Образование и наука
Мой дед Лев Троцкий и его семья
Мой дед Лев Троцкий и его семья

Юлия Сергеевна Аксельрод – внучка Л.Д. Троцкого. В четырнадцать лет за опасное родство Юля с бабушкой и дедушкой по материнской линии отправилась в Сибирь. С матерью, Генриеттой Рубинштейн, второй женой Сергея – младшего сына Троцких, девочка была знакома в основном по переписке.Сорок два года Юлия Сергеевна прожила в стране, которая называлась СССР, двадцать пять лет – в США. Сейчас она живет в Израиле, куда уехала вслед за единственным сыном.Имея в руках письма своего отца к своей матери и переписку семьи Троцких, она решила издать эти материалы как историю семьи. Получился не просто очередной труд троцкианы. Перед вами трагическая семейная сага, далекая от внутрипартийной борьбы и честолюбивых устремлений сначала руководителя государства, потом жертвы созданного им режима.

Юлия Сергеевна Аксельрод

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное