Саладин

Очень скоро вокруг него сформировалась группа единомышленников-интеллектуалов. Один из них — Иса — был факихом (то есть ученым-богословом и законоведом) и воином одновременно. Именно его советы, а также его закулисные переговоры с эмирами Нур ад-Дина в немалой степени помогли молодому правителю заручиться поддержкой последних на выборах визиря.

Но самое главное — он стал умножать и усиливать верную ему армию. Армия каждого эмира называлась в те времена по имени военачальника. Таким образом, отряд под непосредственным командованием Салах ад-Дина назывался «салахия», но он в начале завоевания Египта насчитывал лишь 500 воинов. Армия его дяди Ширкуха Асад ад-Дина называлась соответственно «асадия», но и в ней было лишь порядка тысячи воинов. Приблизительно такой же была и численность отрядов других эмиров, а основу сирийской армии, стоявшей в Египте, составляла «нурия», то есть армия, чьим непосредственным создателем и командиром считался сам Нур ад-Дин.

«Нурия» также декларировала свою преданность Салах ад-Дину, но он понимал, что ее бойцы будут верны ему лишь до тех пор, пока он сам предан Нур ад-Дину и признает себя его вассалом.

А потому Салах ад-Дин стал спешно призывать в «са-лахию» все новых и новых аскаров. Набирал он их как из своих соплеменников-курдов, так и из сельджуков и туркменов, не жалея для этого золота из попавшей в его руки казны Египта.

Его власть в Каире усиливалась день ото дня, и это не могло не тревожить окружение халифа, понявшее, как жестоко оно просчиталось.

Теперь придворные халифа аль-Адида думали исключительно о том, как избавиться от Салах ад-Дина, а вместе с ним и от всех пришельцев из Сирии. Особую ярость Салах ад-Дин вызывал у пользовавшегося огромным влиянием на халифа евнуха-нубийца Наджи. Ходили слухи, что именно Наджи едва ли не с детства подсадил аль-Адида на наркотики, и тот в итоге оказался в полной зависимости от своего евнуха, но достоверно это опять-таки неизвестно. Зато известно, что в значительной степени сила и влияние Наджи при дворце объяснялись тем, что ему беспрекословно повиновалось 40 тысяч всадников и 30 тысяч пехотинцев[34], набранных в основном из числа чернокожих, хорошо обученных воинов-нубийцев, живших со своими семьями в отдельном квартале города.

Размышляя, как бы ему избавиться от молодого выскочки-визиря, Наджи решил пойти по стопам Шавира и обратиться за помощью к королю Амори Иерусалимскому.

«Если Амори подойдет к Каиру, а мои нубийцы поднимут мятеж внутри города, Салах ад-Дин будет обречен» — таким или примерно таким был ход мысли евнуха.

Но, как уже было сказано, с первых же дней Салах ад-Дин показал, что умеет быть необычайно щедрым по отношению к тем, кто ему служит, что также касалось действовавших при дворце халифа осведомителей.

Таким образом, узнав о заговоре и о намерении Наджи обратиться к крестоносцам, Салах ад-Дин сумел перехватить его посланников к Амори, а затем, дождавшись, когда Наджи с небольшим отрядом выедет за город, велел напасть на него и убить на месте.

Известие об убийстве евнуха вызвало взрыв возмущения в нубийском квартале. Увы, в истории нет ничего нового: нубийские воины стали кричать, что «белые» сирийцы убили «черного» на расистской почве, и «белые» должны за это ответить.

Салах ад-Дин в ответ направил командирам нубийской гвардии послание, в котором провозгласил, что для Аллаха нет разницы между «белыми» и «черными» мусульманами, но есть разница между правоверными и врагами пророка. Наджи, объяснял он, был убит не за то, что он «черный», а потому что замыслил заговор и решил снова призвать франков в Египет.

Но нубийцы не желали ничего и никого слушать. В полном вооружении их воины двинулись в сторону квартала, где разместились сирийцы. Однако Салах ад-Дин был готов к такому повороту событий. Его относительно небольшая армия встретила нубийцев градом стрел. Вскоре на улицах Каира завязались тяжелые бои, продолжавшиеся несколько недель. Постепенно нубийцев оттеснили и заперли в их квартале, и они стали сдаваться.

Обе стороны в ходе этого противостояния понесли тяжелые потери, но казнь интригана-евнуха и столь решительное и, безусловно, умелое подавление мятежа значительно укрепили авторитет Салах ад-Дина как среди пришедших с Ширкухом эмиров Дамаска, так и в армии в целом. Именно после этого успеха он и в самом деле стал полноправным властителем Египта, которому предпочитали теперь повиноваться даже тайные недоброжелатели.

Тем не менее его положение оставалось крайне двусмысленным: ведь формально он вместе с дядей Ширкухом прибыл в Египет по поручению Нур ад-Дина и — вновь, по меньшей мере, формально — оставался одним из его эмиров. Но тот, кто хоть раз прикоснулся к власти, знает, что отказаться от нее еще тяжелее, чем от любви, а поделиться ею с кем-либо куда труднее, чем золотом.

За месяц с небольшим Салах ад-Дин успел так сильно подсесть на наркотик власти, что уже не представлял себя в роли покорного вассала.