Салах ад-Дин всячески обласкивал такого перебежчика и вел с ним долгие, подчас тянувшиеся несколько дней беседы, на деле бывшие допросами, в ходе которых он хотел получить как можно больше сведений о состоянии дел в лагере противника. Его отточенная в детстве на заучивании «Хамсы», а также стихов Корана и хадисов феноменальная память позволяла хранить и связывать между собой различные, подчас вроде бы никак не связанные друг с другом детали и воссоздавать полную картину происходящего в Иерусалиме. А это, в свою очередь, помогало ему с легкостью предугадывать каждый следующий шаг иерусалимских баронов.
Наконец, у него был еще один, вполне легальный источник сведений о противнике — граф Раймунд Триполийский — фигура уникальная и в то же время достаточно типичная для Ближнего Востока своего времени. Смуглолицый (куда более смуглый, чем сам Салах ад-Дин), высокий, с крючковатым ястребиным носом граф внешне скорее напоминал араба, чем европейца. Вдобавок он свободно владел арабским и был хорошо осведомлен о мусульманских обычаях и традициях. Раймунд часто встречался с Салах ад-Дином для улаживания различных конфликтов между ним и Иерусалимским королевством, и их отношения были, мягко говоря, неоднозначными. С одной стороны, и Салах ад-Дин, и граф Раймунд во время этих встреч яростно отстаивали интересы своих сторон. С другой — они симпатизировали друг другу, и каждый умел отдать должное достоинствам противника. В какой-то степени они даже были друзьями.
Возможно, начало этой дружбе было положено еще в 1165 году, когда Раймунд Триполийский провел восемь месяцев в плену у правителя Дамаска Нур ад-Дина, в ближайшее окружение которого как раз в это время входил молодой Салах ад-Дин.
И все же не надо обольщаться: у каждого из них был свой, специфический взгляд на эту дружбу. Раймунд Триполийский был убежден, что христиане и мусульмане в итоге смогут прийти к миру и сосуществовать на Святой земле, и был готов ради этого на целый ряд политических и религиозных уступок (но, вопреки наветам его недоброжелателей, он никогда не был изменником и не отрекался от христианства). С этой точки зрения его взгляды не сильно отличались от позиций современных европейских либералов.
Салах ад-Дин же считал, что такое сосуществование невозможно, по меньшей мере, пока христиане обладают хоть какой-то частью Святой земли, и рано или поздно крестоносцы должны быть из нее полностью изгнаны либо уничтожены. В то же время он отдавал должное уму и благородству графа и в кругу своих приближенных не раз высказывал надежду, что однажды тот осознает «свои заблуждения» и перейдет в «истинную веру».
После смерти Балдуина V Раймунд Триполийский возглавил партию, пытавшуюся посадить на трон Онфруа IV Торонского. При этом он недвусмысленно рассчитывал на помощь Салах ад-Дина в случае сопротивления сторонников Ги де Лузиньяна, но Онфруа испугался обвинений в том, что он развязал междоусобицу и привел в королевство сарацин — и присягнул Ги на верность. За ним последовали все остальные недавние противники нового короля, за исключением, понятное дело, графа Раймунда.
Граф заперся в Тверии — столице своего Галилейского княжества. Следуя совету главы ордена тамплиеров Жерара де Ридфора, Ги де Лузиньян решил не только не мириться с графом, но и унизить его. С этой целью новый король потребовал от Раймунда отчитаться за доходы королевства в период его регентства — и это при том, что значительную часть административных расходов граф покрывал из своего кармана, а после того, как у него отняли Бейрут, финансовое положение графа сильно пошатнулось!
Раймунд был в ярости и не только отказался приносить присягу Ги де Лузиньяну, но и стал укреплять свое Галилейское княжество на случай войны с Ги.
Салах ад-Дин, который, повторим, был прекрасно осведомлен об этих дрязгах, тут же затеял столь любимую им двойную игру. С одной стороны, он продлил с Ги де Лузиньяном мирный договор 1185 года, а с другой — начал переговоры с Раймундом Триполийским, вернул ему всех пленников и пообещал помощь в случае, если Ги нападет на его княжество. Более того — направил для «укрепления обороноспособности» Тверии большой отряд своих арбалетчиков. Таким образом, как видим, дипломатия для Салах ад-Дина (особенно когда речь шла о «неверных») была той же войной, только другими средствами: прежде чем выйти на поле боя, он всегда пытался найти экономические или политические ходы, способствующие максимальному ослаблению врага. Правда, это осознавали и в Иерусалимском королевстве, и по настоянию Бальяна (Балиана) де Ибелена (Ибелина), одного из немногих баронов, сохранившего во всем происходящем здравый смысл, Ги де Лузиньян и граф Триполийский начали переговоры друг с другом.