Читаем Салатовые дни полностью

На часах пол-одиннадцатого ночи. На календаре 31 марта. В голове глупые попытки найти что-то, до сих пор. И где эта глупая дружба, которая была в твоих глазах пару дней назад? Здесь только твои искания. Я сижу на остановке у Дома мод, скетчу что-то в очередной раз. И фонари еще не погасли, и машины есть, но их немного, и меня пробирает холод. И время идет, и что-то выходит, и, быть может, я курю, а, может, и нет, но так или иначе я уже понял, как завершу этот день. Я не вернусь домой сегодня, пускай меня пробирает леденящий холод, пускай улицы опустели, я буду сидеть и ждать рассвета, в наушниках, которые доставляют до меня музыку, и звуки улицы.

И пару часов прошло, и из бара, не знаю, какого, выходят две девушки. Девушки в возрасте. И они порядком пьяны, и они подходят ко мне. Одна из них немного полновата, настоящая русская баба, которая наверняка остановила бы и коня и потушила бы избу. Ну что ж. Начинается.

— Не меня рисуешь? — спрашивает она, улыбаясь настолько приветливой улыбкой, на какую способен прекрасный пол под градусом. Шутка ей кажется вполне уместной.

Я сижу в наушниках, она и не думает, что я слышу. Но я отвечаю, и они удивляются, что я таки слышу.

— Смотри, как красиво.

(Неправда, но раз в моих каракулях разглядывает что-то претенциозное, я уступаю)

— Он дрожит! — в их взгляде читается жалость.

— А нарисуй меня.

Я соглашаюсь, скоро будет третий час. Пока я вожу капиллярной ручкой, которую теперь не найти в фикспрайсе, в который я однажды забежал как-то, думая, что найду их там — и нашел (!) — еще одна неслучайная случайность — она сидит, позируя мне в своей дубленке, рассказывая историю своей жизни, про то, как она училась в техникуме на повара, про тяжелую жизнь, про недостаток денег и даже упоминает свое имя, которое я забуду. Подруга в это время стоит рядом, наблюдая. Минут десять-пятнадцать спустя я заканчиваю, и хотя я предупреждал, что художник из меня никчемный, произведение ей явно понравилось.

— Только нос немного другой, — замечает подруга.

— Я сфотографирую и поставлю на аватарку вконтакте, — говорит она. Я оставляю комментарий, что на утро он понравится ей гораздо меньше.

Холодно, они решают согреться в любом баре, который не закрылся, направляясь в «Кроличью нору», которую мне хватило ума предложить (и в которой я был лишь раз, потому что эти рисковые «вылазки» в глубине ночи — наиредчайшее состояние моего организма, мне хватает кофе и монитора, но мой внешний вид всю весну гнал меня на глупости, которые я вытворял преимущественно из-за чувства одиночества). Но закрыта и «Нора» — на часах уже перевалило за два, хотя и есть дни, когда она работает до пяти, но этот не один из них.

Они делятся со мной тремя сигаретами, которые я попросил в качестве платы за рисунок, хотя наверняка уступили бы и сотню, и девушка идет ловить попутки, полупританцовывая в центре шоссе, в то время как подруга предостерегает ее держаться границы тротуара — но на дороге нет ни единого автомобиля, поэтому эти предостережения даже мне кажутся немного наигранными. Им везет. А я начинаю подниматься вверх по Карла Маркса, потому что холод просто ужасный, я не могу ни сидеть, ни стоять — это грозит мне обморожением.

Я полуиду-полубегу, выкуривая сигарету за сигаретой, зажигаю следующую от предыдущей, потому что зажигалки у меня нет. В круглосуточном цветочном киоске парень с девушкой смотрят фильм — я вижу их за стеклянными стенами, сворачиваю на Ленина, прохожу мимо памятника Гагарину, гордо подсвечиваемому снизу, дохожу до Николаева, и спускаюсь к Дому мод по обратной стороне дороги. Все это я вытворяю, чтобы убить время, периодически поглядывая на часы (я жду рассвета — что готовит мне этот день?), сменяются по кругу песня за песней, я добираюсь до остановки, сажусь, замерзая, начинаю скетчить девушку, но холод вынуждает меня спустя полчаса-час искать убежище в Перекрестке. И я не из той молодежи, что гордо ночует там, чтобы похвастаться потом фотографиями в социальных сетях, на которых ты с бездомными. Этот день я хочу забыть в тот момент как свою наивеличайшую глупость.

Я встаю у кассы. Из персонала в универмаге только два охранника — молодой и старый, а на кассе девушка. Настроены они дружелюбно. Бывалый и юнец обсуждают то, как второй собирается подзаработать и построить дом. Иногда девушка просит парня о чем-то, и он дурачится, в пределах разумного.

Я стою и скетчу, все ту же девушку. Пару раз старший охранник краем глаза хочет узнать, что я изображаю, но я скромно скрываю ее от его взора. Я стою в тишине и рисую. Меня здесь будто бы нет. На часах пять первого дня четвертого месяца, я выхожу из универмага, оставляя скетч на бетонной клади у входа, и иду на остановку. Но солнце не торопится показываться, я спускаюсь к заливу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых харьковчан
100 знаменитых харьковчан

Дмитрий Багалей и Александр Ахиезер, Николай Барабашов и Василий Каразин, Клавдия Шульженко и Ирина Бугримова, Людмила Гурченко и Любовь Малая, Владимир Крайнев и Антон Макаренко… Что объединяет этих людей — столь разных по роду деятельности, живущих в разные годы и в разных городах? Один факт — они так или иначе связаны с Харьковом.Выстраивать героев этой книги по принципу «кто знаменитее» — просто абсурдно. Главное — они любили и любят свой город и прославили его своими делами. Надеемся, что эти сто биографий помогут читателю почувствовать ритм жизни этого города, узнать больше о его истории, просто понять его. Тем более что в книгу вошли и очерки о харьковчанах, имена которых сейчас на слуху у всех горожан, — об Арсене Авакове, Владимире Шумилкине, Александре Фельдмане. Эти люди создают сегодняшнюю историю Харькова.Как знать, возможно, прочитав эту книгу, кто-то испытает чувство гордости за своих знаменитых земляков и посмотрит на Харьков другими глазами.

Владислав Леонидович Карнацевич

Неотсортированное / Энциклопедии / Словари и Энциклопедии