Салихат

– Как ты замуж вышла, совсем житья мне не стало. Абдулжамал так меня в день твоей свадьбы избил, видать, отбил что-то внутри. Хворала я долго, думала – кровь вся вытечет, когда ходила, за стены держалась: такая слабость – и болело ужасно. Пришлось Алибулатика овечьим молоком откармливать. У меня-то молоко почти сразу кончилось. Но ничего, через пару месяцев оклемалась, снова занялась хозяйством – а до этого соседки по очереди приходили помогать, тайком от Абдулжамала. Он думал, что я и с детьми, и с делами справляюсь, а я даже ведро воды с родника не могла принести. Одно было плохо: как нифас закончился, Абдулжамал стал ко мне в спальню ходить почти каждую ночь. Раньше-то терпимо было, я лежала да ждала, когда он закончит и уйдет. А теперь так больно, хоть криком кричи! Будто резали меня внутри ножом, кромсали на кусочки. Ну, первую неделю я терпела, губы в кровь кусала, чтобы не кричать, а потом не вытерпела – призналась. Ох, и разозлился Абдулжамал! Думала, снова начнет ногами по животу бить. Но он… – Жубаржат замолкает на мгновение, зажмурившись со стыда, бледные щеки окрашиваются подобием румянца – хуже сделал. Насиловал всю ночь. И всю следующую ночь тоже. Лучше бы избил! Под утро сознание теряла. Потом уж не так больно стало, наверно, притерпелась. Уй, как боялась снова беременной сделаться! Когда-то много детей хотела, а после Алибулатика стала бояться, что умру в родах. Наверное, поэтому беременность не наступала. Почти полгода я радовалась, а потом все же понесла. В ноябре было, а как узнала про Диляру, все из меня и вышло. Только нифас кончился, Абдулжамал снова за свое. И опять я понесла, в феврале уже. А в марте скинула. Все бы ничего, только запах ужасный стал от меня. Чуешь? – Жубаржат придвинулась поближе. – А вот сейчас? Ага, говорю же, пахнет. Абдулжамал злился страшно, мыться каждый вечер заставлял, да все без толку. Будто что портится внутри меня. Тогда он совсем перестал ходить. Я своему счастью поверить не могла. Только все думала, как же он теперь без этого дела будет? Да и детей больше рожать не смогу. Про вторую-то жену не догадывалась. А как он сказал, то-то праздник настал в моей душе! Правда, первые дни в страхе жила: ну как выкинет на улицу, а деток себе оставит? Но Абдулжамал успокоил: тут жить останусь, и дети при мне. А молодая его жена будет за ними смотреть, пока своих не родит. Я так осмелела, что спросила – кто она? Оказалось, Джанисат Асламова. Джанисат у них единственная дочка, красивая девушка и молодая совсем. Я подивилась, как это Варис Асламов согласился отдать Джанисат за старика, а потом вспомнила, что они друзья с Абдулжамалом, да и выкуп хороший, за тебя Джамалутдин почти столько же дал. Ай, никах скоро! Успеть надо много: пристройку закончить, купить многое для невесты, еды наготовить. Мне соседки ходят помогать, а скоро сестры Абдулжамала приедут, им в пристройке комнаты подготовлены, только двери поставить осталось…

Я прячу лицо в ладони и сижу, раскачиваясь, не веря, что все это сейчас услышала.

– Теперь мне жизнь хорошая настанет, – радуется Жубаржат. – Ты прости, что к тебе не шла. Все хотела навестить, да боялась: увидишь ты меня и расстроишься.

– Но… ты ведь не больна, Жубаржат? Скажи, что все хорошо с тобой!

– Все хорошо, – твердо и одновременно мягко говорит Жубаржат.

Я вижу – она лжет, но боюсь просить сказать правду. Уж лучше буду делать вид, что поверила. Аллах милостив.

– А какая ты будешь с Джанисат? – спрашиваю я. – Строгая будешь? Станешь ругать и жаловаться на нее Абдулжамалу?

– Ай, Салихат, что за глупости говоришь.

– Все старшие жены так делают.

– Да много ты знаешь их, старших жен, – смеется мачеха.

– У Алауддина Рахимова вторая жена, – загибаю я пальцы, – еще у Убайдуллы Хашимова…

– И что? Их младшие жены жаловались, что старшие житья им не дают?

– Кюбре на роднике жаловалась, что Алауддин позволяет своей первой жене так ею помыкать, что любая свекровь позавидует.

– Им поменьше надо болтать, девчонкам этим, – ворчит Жубаржат, ставя на стол мешок с мукой и миску с водой для теста. – Пусть радуются, что мужья их старыми девами не оставили да привели в дом не к матерям, а к старшим женам, эти хоть не такие ревнивые.

– Разве матери ревнуют сыновей к их женам?

– Уж ты мне поверь, – кивает Жубаржат, тонким слоем рассыпая муку по столу. – Вот погоди, надумает твой сын жениться… Ох, какая я! – внезапно она хлопает себя белыми от муки ладонями по щекам, оставляя на них пыль. – Совсем забыла! Погоди.

Жубаржат выбегает и вскоре возвращается, держа что-то в руках. Она протягивает мне крошечный костюмчик: штанишки и кофточку, расшитые забавными желтыми цыплятами.

– Это Джаббару. Сама шила. Ты не думай, это новое, никто из моих не носил!

– Спасибо. – Я растроганно прижимаю одежку к себе.

– Как ребеночек-то?

– Ест да спит.

– Год после никаха – и уже мальчик! Совсем как у меня было. Но ты не останавливайся. Тебе надо родить мужу много сыновей.