Саломея. Образ роковой женщины, которой не было

Светящаяся, почти цвета слоновой кости, красота Саломеи, одетой в белую блузу, желтые корсет и гаун и розовую мантию, аккуратно описывает точку, или ясный фокус, вокруг которого формируется контур из ряда последовательных цветовых зон, все более смутных и неуловимых, вплоть до достижения чистого хроматизма, быстрых пометок воображения, для чего единственным средством выражения оказывается кисть, насыщенная краской[76].

Что поражает в Саломее Рени, так это парадоксальные эмоции, исходящие от женских фигур в ответ на ужасный факт, составляющий центр сюжета, – голову Иоанна Крестителя на блюде. Лука Ассарино, современник Рени, первым написал о восприятии этого сюжета, заявив в 1639 году:

Я был совершенно охвачен ужасом, видя, с какой жестокостью, протянув руку, [Саломея] ухватила за волосы эту достопочтенную голову, ставшую платой за бесстыдный танец. Эта фигура была написана так живо, что, хотя и горящая христианским пылом, кровь моя похолодела[77].

Карло Чезаре Мальвазиа позднее писал о реакции Луки Ассарино:

В малиновом цвете Саломеевой мантии, исполненной Рени с тем особым умением, что часто отмечалось в ранних источниках (Malvasia 1678/1841, 2:56), Ассарино видел «символически выраженное бешенство ее невообразимо коварного сердца»[78].

Стоит отметить, что четыре из пяти фигур на картине – женщины. Три женщины на заднем плане – вероятно, служанки; центральная фигура – Саломея, поражающая утонченной, изящной и почти нежной красотой своего лица. В отличие от многих более ранних произведений, здесь ее лицо не отвернуто от блюда; она не просто смотрит на голову на блюде, а держит ее за волосы. Ее лицо не выражает любопытства или страха – лишь полное равнодушие.

Эту особенность можно объяснить взглядами Гвидо Рени на женщин, хорошо известными при его жизни. Говорят, что он был асексуален – не испытывал влечения ни к мужчинам, ни к женщинам. И все же он не был совершенно равнодушен к женщинам. Для Рени женщины были олицетворением зла, даже больше, чем для его современников мужского пола. Изображая Саломею, Рени воплощает в ней худший из женских пороков – ее неестественное равнодушие к убийству человека, который будет в итоге считаться святым, убийству, которое она сама же инициировала. Рени показывает красоту Саломеи непотревоженной. Ее лицо по-прежнему спокойно, не выражает ни удовлетворения, ни недовольства. Она совершила то, о чем попросила мать. Помимо выполнения дочернего долга это убийство, похоже, ничего для нее не значит. Остальные женщины тоже устремили взор на голову Крестителя и тоже остаются прекрасными, нежными, милыми и спокойными. Только служанка, отодвинувшая штору, выказывает хоть какую-то степень любопытства.

Единственное лицо, выражающее волнение, – это лицо пажа, подносящего блюдо Саломее. Хотя нет свидетельств, что у Рени были любовные отношения с мужчинами, Ричард Спир считает, что его природное влечение было направлено на мужчин. По мнению Спира, только мужчин считал Рени людьми, способными испытывать различные чувства и имеющими представление о добре и зле, чего не хватало женщинам (за исключением Девы Марии). Поэтому мальчик, единственный мужской персонаж на картине, и есть тот единственный, кто кажется встревоженным смертью Крестителя и жестокостью Саломеи.

«Саломея с головой Иоанна Крестителя» – яркий пример традиции изображать Саломею как идеал красоты, традиции, восходящей к эпохе Возрождения. Эта сцена была заново интерпретирована по законам барочного искусства, с драматичными и избирательно освещенными фигурами, глубокими тенями и акцентом на человеческих эмоциях. Но при этом главенствующая эмоция здесь – равнодушие, воплощенное в неуместно спокойной реакции Саломеи на ситуацию.

* * *

Рассмотренные мной работы отражают главные художественные новации, произошедшие с образом Саломеи в конце Средних веков и в эпоху Возрождения и повлиявшие на искусство последующих эпох. История танца Саломеи и связанных с ним событий – как часть страстей Иоанна Крестителя – увлекала художников, вдохновляя их на применение своих новейших находок к библейскому рассказу.