Читаем Саломея. Образ роковой женщины, которой не было полностью

Поскольку история Саломеи была достаточно вызывающа и могла пробудить целый ряд сильных эмоций как в персонажах, так и в зрителях, это повествование было благодатной почвой для экспериментов в области изображения психологических и эмоциональных состояний персонажей. Джотто и его последователи, как и Донателло, Филиппо Липпи, Рогир ван дер Вейден и Гвидо Рени, – все они искали способы передать эмоцию средствами своего искусства, и особенно богатый исходный материал предоставляла для этого история страстей Иоанна Крестителя и приведших к ним событий.

Некоторые из этих художников искали способы передать духовную и трансцендентную сущность заключенной в их произведениях религиозной иконографии. Средства для изображения и символического обозначения трансцендентного претерпели за это время многочисленные трансформации. Особенно большим новатором был в этом отношении Рогир ван дер Вейден, нашедший собственный способ передачи религиозного символизма. Акцентуируя определенные персонажи и разнообразя их положение в изображенном пространстве, умело выбирая и используя цвет, создавая задние планы и элементы обстановки с особым символическим значением и по-разному используя перспективу, ван дер Вейден смог наполнить свои произведения символическим значением, большим, чем просто сумма частей. Другие художники также применяли свои достижения к рассказу о танце Саломеи и смерти Иоанна, и эти художественные эксперименты осуществлялись в самых разных медиа, будь то панно, фреска, бронза, камень или мозаика.

Также важно помнить, что образ Саломеи формировался художественной и социальной идеологией времени, в которое она изображалась. Ван дер Вейден, например, был первым художником, который изобразил Саломею отвернувшейся от ужасной окровавленной головы Крестителя. Он также делает ее символом грации и красоты, как это было принято в женских портретах эпохи Возрождения. В тот же период художники стали использовать в качестве натурщиц не только специально для этого нанятых женщин, но и своих возлюбленных. Кажется, особых высот достиг в такой практике Филиппо Липпи. Позже художники-прерафаэлиты XIX века вернулись к этой традиции, и Данте Габриэль Россетти, например, использовал в качестве натурщиц не только своих любовниц, но и членов своей семьи, включая сестру и мать.

Глава 4

Обольстительная и губительная Саломея в искусстве и литературе XIX века

В XVIII веке – веке Просвещения – было создано совсем немного изображений на тему страстей Иоанна Крестителя и танца Саломеи, и, как правило, они соответствовали традиционной для этого сюжета иконографии времен Возрождения. Зато XIX век, особенно вторая его половина, был едва ли не одержим Саломеей[79]. Именно тогда она полностью «освободилась» от контекста истории о Крестителе. Теперь, в XIX веке, она превратилась в культовую фигуру и танцевала ради себя, ради самого танца – чтобы поражать и восхищать. Ирония в том, что XIX век стал свидетелем подавления женских свобод в Европе, особенно во Франции, но как раз во французском искусстве и литературе было создано большинство посвященных Саломее произведений. Чем более зависимыми от мужчин становились женщины, тем стремительнее освобождалась от Иоанна Саломея и тем агрессивнее делался ее танец – во имя наслаждения, красоты и соблазна.

В искусстве и литературе второй половины XIX века женская тема преобладала, и в ней, как и в христианской мысли, лидировали два взгляда на женщину. Одному из них соответствовала идеализированная женщина – неприступная, невинная (целомудренная) и крайне религиозная[80]. Мы находим ее романтические образы в творчестве Мориса Дени, Аристида Майоля, Альфонса Мухи, в поздних работах Пюви де Шаванна и даже в произведениях Гюстава Моро (в «Суламите» и «Орфее», что в музее Орсе) и Поля Гогена.

Другой взгляд, свойственный большинству художников, состоял в изображении женщин как монстров, хищников, соблазнительниц и губительниц мужчин, как символов зла и порока. Образ женщины стал центральным в творчестве Данте Габриэля Россетти, создавшего новый тип Мадонны – женщины с пронзительным взглядом и длинными рыжими волосами, одновременно небесной и земной, святой и инфернальной. Образы демонической женщины появляются во всей Европе: в произведениях немецкого художника Франца фон Штука, австрийца Густава Климта, бельгийца Фернана Кнопфа, норвежца Эдварда Мунка и француза Гюстава Моро. Хотя Моро писал также и добродетельных женщин, таких как его Галатея, демоническая красота или же красота страдания, воплощенная в женщине, присутствуют в ряде его картин: это и Ева, и Далила, и Саломея, и Мессалина.

Все названные художники изображали женщин как соблазнительниц и похотливых губительниц мужчин.

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
1993. Расстрел «Белого дома»
1993. Расстрел «Белого дома»

Исполнилось 15 лет одной из самых страшных трагедий в новейшей истории России. 15 лет назад был расстрелян «Белый дом»…За минувшие годы о кровавом октябре 1993-го написаны целые библиотеки. Жаркие споры об истоках и причинах трагедии не стихают до сих пор. До сих пор сводят счеты люди, стоявшие по разные стороны баррикад, — те, кто защищал «Белый дом», и те, кто его расстреливал. Вспоминают, проклинают, оправдываются, лукавят, говорят об одном, намеренно умалчивают о другом… В этой разноголосице взаимоисключающих оценок и мнений тонут главные вопросы: на чьей стороне была тогда правда? кто поставил Россию на грань новой гражданской войны? считать ли октябрьские события «коммуно-фашистским мятежом», стихийным народным восстанием или заранее спланированной провокацией? можно ли было избежать кровопролития?Эта книга — ПЕРВОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ трагедии 1993 года. Изучив все доступные материалы, перепроверив показания участников и очевидцев, автор не только подробно, по часам и минутам, восстанавливает ход событий, но и дает глубокий анализ причин трагедии, вскрывает тайные пружины роковых решений и приходит к сенсационным выводам…

Александр Владимирович Островский

Публицистика / История / Образование и наука