Читаем Саломея. Образ роковой женщины, которой не было полностью

семитский по сути тип античного периода, наделенный чувственной и бездушной красотой скорее тигрицы, чем женщины; она несет блюдо для головы Иоанна Крестителя и меч, которым он будет казнен, столь равнодушно, будто это тарелка с фруктами[96].

Но что, возможно, особенно, по общему мнению, подтверждало национальную принадлежность Саломеи, так это то, что покупателями всех удачных картин с ее изображением были исключительно евреи. В ряде тогдашних французских статей это не только обсуждалось, но и называлось оскорбительным, поскольку, как считали их авторы, евреям недоставало художественного вкуса и эти приобретения с их стороны являлись нахальными попытками изобразить из себя ценителей искусства и заполучить самые прекрасные его образцы. Так, французский писатель Жан Лоррен, который также писал о Саломее и наградил ее всеми чертами, приписываемыми женщине вообще и Саломее в частности, подчеркивает, что все «Саломеи» авторства Моро разошлись по собраниям Хайемса и Эфрусси – коллекционеров еврейского происхождения.

В 1912 году во Франции случилось знаменитое affaire Salomé, когда из Лувра была похищена «Мона Лиза» (ее вернули год спустя). Как описывает Мирей Доттин-Орсини, «это любопытное дело столкнуло антисемита Леона Доде с обращенным евреем Артюром Мейером, а также Мону Лизу и Саломею-еврейку»[97]. «Мона Лиза» была украдена из Лувра как раз в то время, когда «Саломея» Анри Реньо (ил. 13) продавалась с аукциона и должна была достаться американскому коммерсанту за 480 000 франков. Артюр Мейер, редактор газеты «Le Gaulois», надеялся, что ее купит Лувр или другой французский музей, особенно потому, что Реньо был известным французским художником, убитым на войне с Пруссией в 1871 году. Леон Доде, член крайне правого движения «Французское действие», яростно боролся против этого приобретения, решительно намекая на то, что, возможно, именно евреи выкрали «Мону Лизу» из Лувра, чтобы заменить ее еврейкой «Саломеей». Он заявлял, что для Лувра – или любого другого французского музея – купить «Саломею» Реньо означало бы оскорбить французскую нацию. В конце концов Доде победил, и американский коммерсант купил «Соломею» Реньо, которая впоследствии оказалась в нью-йоркском музее Метрополитен.

После Первой мировой новые изображения Саломеи появлялись значительно реже. Война так занимала умы, что не оставалось ни сил, ни времени бороться с женщинами, «женской расой» и всем, что с этим связано. Мужчинам пришлось сражаться за выживание и собственное, и своих наций и культуры. Энергия, которая тратилась на определение гендерных различий и «женщины как врага, была теперь направлена на другие объекты. Поэтому после Первой мировой войны и было создано совсем немного произведений искусства, вдохновленных Саломеей, а после Второй мировой Саломея появляется еще реже. Критикам было трудно вновь поднимать вопрос об экономической конкуренции из‐за той существенной роли, какую сыграли женщины во время Второй мировой.

Прогрессивные движения второй половины XX века утвердили этические позиции, предполагавшие большее равенство между полами в социальном, профессиональном, правовом и семейном отношениях, пусть эти изменения и не произошли одновременно во всех странах. Перемены в социальных взглядах изменили статус и способ изображения женщины, равно как и восприятие гендера обоими полами. Социальные и эстетические теории, основанные на псевдонауке XIX века, теперь кажутся глупыми, а произведения искусства, иллюстрировавшие эти теории, воспринимаются как курьез. Произведения сценического искусства, такие как опера Штрауса «Саломея», дают режиссеру и исполнителям возможность интерпретировать произведение XIX века множеством способов, вне контекста общественных взглядов и нравов того времени. Пусть femme fatale осталась архетипом в современных искусстве и литературе, а в образах женщин порой демонстрируется безнравственность, такие персонажи трактуются скорее как примеры психологических и этических нарушений, чем доказательства гендерных особенностей.


Ил. 13. Анри Реньо. «Саломея» («Иродиада»). 1870 г.


В изобразительном искусстве Саломея стала не более чем именем и древней историей. Так, в абстрактной скульптуре Жана-Сильвена Бьета «Саломея» (1988) не осталось почти ничего от драматичной истории ее «кузин» XIX – начала XX века. В этой скульптуре чувственность, обольстительность Саломеи и ее черты femme fatale сведены к трем прямоугольникам синего, красного и белого цвета.

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
1993. Расстрел «Белого дома»
1993. Расстрел «Белого дома»

Исполнилось 15 лет одной из самых страшных трагедий в новейшей истории России. 15 лет назад был расстрелян «Белый дом»…За минувшие годы о кровавом октябре 1993-го написаны целые библиотеки. Жаркие споры об истоках и причинах трагедии не стихают до сих пор. До сих пор сводят счеты люди, стоявшие по разные стороны баррикад, — те, кто защищал «Белый дом», и те, кто его расстреливал. Вспоминают, проклинают, оправдываются, лукавят, говорят об одном, намеренно умалчивают о другом… В этой разноголосице взаимоисключающих оценок и мнений тонут главные вопросы: на чьей стороне была тогда правда? кто поставил Россию на грань новой гражданской войны? считать ли октябрьские события «коммуно-фашистским мятежом», стихийным народным восстанием или заранее спланированной провокацией? можно ли было избежать кровопролития?Эта книга — ПЕРВОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ трагедии 1993 года. Изучив все доступные материалы, перепроверив показания участников и очевидцев, автор не только подробно, по часам и минутам, восстанавливает ход событий, но и дает глубокий анализ причин трагедии, вскрывает тайные пружины роковых решений и приходит к сенсационным выводам…

Александр Владимирович Островский

Публицистика / История / Образование и наука