Саломея. Образ роковой женщины, которой не было

В «Иродиаде» Флобер создал удивительный литературный образ танцующей Саломеи: она словно гипнотизирует Ирода Антипу, охваченного страстью к прекрасной плясунье, и тот, исполняя просьбу Саломеи, велит казнить Иоанна Крестителя.

Согласно Ролану Барту, образ – это фокус желания:

Образы – это и западня, и обман чувств. Было бы ошибкой думать, что образы воплощают то, что репрезентируют. <…> Образы – это знаки безумия и смерти. <…> Часто содержание образов не так важно, как их ассоциации или коннотации[198].

Что означает флоберовский образ танцующей Саломеи? Воплощает ли он то, что репрезентирует? Какие возможные ассоциации он вызывает? Если это образ пикториальный и ведет к ассоциативным и кумулятивным эффектам, то каковы его истоки и как может он повлиять на наше прочтение обсуждаемого сюжета? К этим вопросам я и обращусь в данной главе.

Эдрианн Тук утверждает, что Флобер, подобно Виктору Кузену и в отличие от Лессинга, считал, что «искусство ограничено собственными формальными требованиями»[199]. Тук пишет:

Несомненно, что Флобер был очень подозрителен в отношении того, что в его время обычно понималось под изобразительным письмом, будь то в форме transposition d’art, которую мы находим у Гюго, Готье и других и которой позднее будет верен Гюисманс, или же в форме очень описательного парнасского письма. Флобер особенно критиковал последнее и говорил о Леконте де Лиле, что, несмотря на всю его пластичность, важно, что «он лишен способности видеть» (Flaubert G. Correspondance. P.: Gallimard; Pléiade, 1973–1998. P. 298). С рядом авторов, не только символистами, но и такими, как Дидро, Стендаль и Тургенев, Флобер разделяет чувство, что исчерпывающее описание – не обязательно самый действенный способ показать предмет[200].

Согласно Тук, Флобер воспринимал

изобразительное искусство не как сестру и не как соперницу, а скорее как оттеняющего его партнера. <…> Некоторые из лучших и наиболее оригинальных эффектов флоберовского письма производятся неразрешимым напряжением между образом и текстом, между всем, что Флобер лично связывал с изобразительным, и статусом его собственного искусства[201].

Флобер очень тонко чувствовал зрительное вообще и живопись в частности[202], и часто его творчество вдохновлялось изобразительным искусством, которое он непрямо встраивал в написанное. Таким образом, сочинение Флобера становится воплощением «словесного производства эффектов, подобных тем, что создаются изображениями». Это именно то описание визуального (écriture du visuel), которое «составляет подлинную работу переписывания и интеграции <…>, когда способы пластического и литературного выражения взаимообогащаются, но не сливаются друг с другом»[203]. Потрясающий пример такого écriture du visuel – флоберовское описание танца Саломеи в «Иродиаде».