Читаем Саломея. Образ роковой женщины, которой не было полностью

В то же время поведение уайльдовской Саломеи свидетельствуют о характере более сложном, нежели типичная femme fatale XIX века. Саломея – трагическая героиня, чей гибрис – гордость в шекспировском смысле, потому что именно это качество определяет ее поступки и в конечном счете губит ее. Она испорченная, своевольная, гордая принцесса, которая хочет, чтобы все происходило по ее желанию. Так, она намерена поцеловать в губы Иоанна во что бы то ни стало, и отказ Иоанна, задевая самолюбие, лишь укрепляет ее решимость. Добавляя к образу Саломеи трагические черты, Уайльд делает ее человечнее и сложнее, чем героиня Гюисманса или же типичная femme fatale XIX века.

* * *

Поэтичность образов и языка Уайльда в «Саломее», во многом восходя к «Песне песней» и придавая пьесе некую андрогинность, весьма отлична от своего библейского источника. «Песнь песней» – это любовная поэма, и в ее названии использован древнееврейский суперлатив, как бы еще до прочтения предупреждающий нас, что это «прелестнейшая из песен»[244]. Она состоит из ряда стихотворений, в которых изображается страстная и нежная любовь между Влюбленным и Возлюбленной, которые встречаются и разлучаются, ищут и находят друг друга. Поэма наполнена удивительными образами и оттенками чувств. Влюбленный – мужчина, царь, Возлюбленная – «девушка из Шулама». Но Уайльд носительницей языка Влюбленного делает Саломею, а Иоанна Крестителя – носителем языка Возлюбленной. Влюбленный – это тот, кто добивается Возлюбленной, именно этим занята Саломея в пьесе Уайльда: она добивается Иоанна Крестителя (Иоканаана). Возлюбленная – это та, кого добиваются, и в пьесе Иоанн Креститель – тот, кого добивается Саломея. Но в беседах Саломеи и Иоанна Крестителя (Иоканаана) нет обмена признаниями в любви; скорее там звучат слова безответной страсти, диалог ненависти и отторжения. Например, во второй главе «Песни песней» Возлюбленная поет:

Возлюбленный мой начал говорить мне: встань, возлюбленная моя, прекрасная моя, выйди! (2:10).

Иоканаан, наоборот, видя Саломею, кричит: «Прочь, дщерь вавилонская! Не приближайся[245] к избраннику Господа!» Эти слова не раз повторяются в пьесе и звучат почти рефреном: «Не приближайся, дочь Содома!»[246]

В этой инверсии гендеров персонажей Уайльд придает новый образ и Саломее, и Иоанну Крестителю, превращая их в андрогинные существа, что позволяет ему иронию по их поводу и даже придание им некоторых пародийных черт. Андрогинность как в более ранние времена, так и в конце XIX века ассоциировалась с некоей универсальностью и совершенством. Это отсылает нас к «Пиру» Платона и речи Аристофана о древнейшем этапе истории человечества, предшествовавшем разделению богами людей на два пола, когда человек был андрогином и ему была доступна совершенная любовь, поскольку в нем были объединены противоречащие друг другу начала – мужское и женское. На рубеже XIX–XX веков некоторые авторы считали андрогина идеальным существом, результатом земной эволюции, в момент смерти оборачивающейся посвящением в идеальный, вечный мир, где все цельно.

В пьесе Уайльда ни Иоанн, ни Саломея как части целого не представляют собой идеала, но вместе они являют идеальную пару, совершенство которой обусловлено их несовершенством. Иоанн – капризный, нетерпимый, неспособный к любви злобный фанатик, Саломея – самовлюбленная, высокомерная, упрямая и мстительная девушка, одержимая эгоистическими желаниями. Более того, наделив каждого из этих персонажей андрогинными свойствами, Уайльд с усмешкой дает понять, что их совершенство главным образом заключено в отсутствии такового. Так Уайльд пародирует не только своих персонажей, но и идею рая, и библейского сюжета о Саломее, и вызванной ею казни провозвестника христианства.

Уайльд не только наделяет Иоанна и Саломею новыми гендерными ролями, но еще и по-своему трактует цвета, встречающиеся в «Песне песней», что как бы формирует маскулинный и феминный образы его персонажей. Впервые увидев Иоанна Крестителя, Саломея, как и Влюбленный в «Песне песней», описывает его глаза. В Библии об этом сказано так:

О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! глаза твои голубиные (1:14).

Саломея, напротив, пугается глаз Иоканаана:

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
1993. Расстрел «Белого дома»
1993. Расстрел «Белого дома»

Исполнилось 15 лет одной из самых страшных трагедий в новейшей истории России. 15 лет назад был расстрелян «Белый дом»…За минувшие годы о кровавом октябре 1993-го написаны целые библиотеки. Жаркие споры об истоках и причинах трагедии не стихают до сих пор. До сих пор сводят счеты люди, стоявшие по разные стороны баррикад, — те, кто защищал «Белый дом», и те, кто его расстреливал. Вспоминают, проклинают, оправдываются, лукавят, говорят об одном, намеренно умалчивают о другом… В этой разноголосице взаимоисключающих оценок и мнений тонут главные вопросы: на чьей стороне была тогда правда? кто поставил Россию на грань новой гражданской войны? считать ли октябрьские события «коммуно-фашистским мятежом», стихийным народным восстанием или заранее спланированной провокацией? можно ли было избежать кровопролития?Эта книга — ПЕРВОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ трагедии 1993 года. Изучив все доступные материалы, перепроверив показания участников и очевидцев, автор не только подробно, по часам и минутам, восстанавливает ход событий, но и дает глубокий анализ причин трагедии, вскрывает тайные пружины роковых решений и приходит к сенсационным выводам…

Александр Владимирович Островский

Публицистика / История / Образование и наука