К конкретным коллизиям взаимоотношений Салтыковых со своими крестьянами мы ещё будем обращаться, а сейчас надо отметить следующее. Не знаю, как в других странах, но у нас на Руси это обычное дело: все, сверху донизу и снизу доверху всё понимают и знают, но заметно ничего не меняется, пребывая в геологической неподвижности. Особенно это касается земли.
Но, с другой стороны, здесь случай, когда на Ленина и его большевиков много собак не навешаешь. Этот самый
Ольга Михайловна Салтыкова и ей подобные, здраво и угрюмо в своём помещичьем захолустье рассуждавшие о главной российской проблеме, знали, без сомнения, и о записке Унковского, поданной Александру II. В точности она называлась «Мысли об улучшении быта помещичьих крестьян Тверской губернии, изложенные тверским губернским предводителем дворянства Унковским и корчевским уездным предводителем дворянства Головачевым». Записка эта тогда наделала шуму – и не затерялась среди многообразных документов, рескриптов, реляций, протоколов, споров, выливавшихся в печать дискуссий, хотя и легла в архивную папку упущенных Россией возможностей. А сегодня нам этот выдающийся сам по себе документ интересен, прежде всего, как памятник места и времени, связанного с именем Салтыкова, а также личностями, его создавшими.
Алексей Михайлович Унковский (1828–1893), помещик Тверской губернии, юрист, известный своей этической взыскательностью, не раз заявлял о соавторстве с Алексеем Головачёвым, который к тому же был его двоюродным братом. Но всё же движителем в этой истории был именно он – противник крепостничества, начавший помещичье хозяйствование с выдачи вольной своим дворовым крестьянам и хозяйственных послаблений принадлежащим ему крепостным. (Вопрос, почему до начала реформ императора Александра II помещики, даже при их желании, очень редко отпускали на волю всех крестьян, не так прост, как он трактовался в советское время; сама структура хозяйствования, сложившаяся в Российской империи, делала помещика не только владельцем крепостных душ, но и управляющим от государства тем пространством, которое составляли его владения, и населением, там проживавшим.)
После окончания Московского университета, недолго послужив в Московском главном архиве Министерства иностранных дел (он признан «дедушкой русских архивов»; здесь, в палатах Хохловского переулка, как мы помним, более десяти лет подвизался и отец Салтыкова Евграф Васильевич), Унковский вышел в отставку и удалился в своё тверское имение. Но не скучать и не
На волне надежд, возникших с приходом на престол императора Александра II, тверское дворянство в феврале 1857 года избрало Унковского своим губернским предводителем. Тем засвидетельствовав свою зрелость, то, что тверяки видят историческую реальность. Так что Унковский, представляясь императору, совершенно искренне ему заявил: «Дворянство Тверской губернии будет сочувствовать отмене патриархальных отношений, ибо хорошо понимает, что нельзя оставаться с крепостным правом». При этом Унковский был убеждён, что усилия по введению реформы надо направлять на те губернии, где есть сопротивление ей: «Едва ли можно ожидать бунта от человека, которого только что освободили».
Поданная императору в декабре того же 1857 года вышеназванная записка содержала обоснованные, внятно выраженные предложения по проведению Крестьянской реформы. Несмотря на её сугубо прагматический характер, можно видеть: текст отличается живостью языка, передающего, причём с некоторой уместной романтизацией, психологический облик крестьянства, готового к упорному труду на справедливой основе.