Сам ты Любаша (СИ)

— Ничего не получается, дочка? Так и должно быть… долго же ты пыталась обойтись без меня, — в раздавшемся за спиной голосе прозвучало почти искреннее сочувствие. Если бы не холодные руки (Кирилл сразу понял, чьи, тут не ошибешься), по-хозяйски обнявшие его сзади, он совершенно точно упал бы… в глазах потемнело, и желудок резко устремился куда-то вверх, в последний раз ему довелось испытать подобное, неосторожно приобретя билет на американские горки.

Ратмир.

В отличие от Любавы, папаша отреагировал на обращение сразу, будто только этого и ждал.

— А почему… почему так и должно быть? — машинально задал бессмысленный и не способный ничего изменить вопрос Кирилл.

Неужели старикашка все понял?

— Потому что ты не можешь идти против меня… амулет и право отца не дадут тебе.

Дурнота и слабость продолжали накатывать все сильнее… его сейчас стошнит, если Ратмир не перестанет так прижиматься.

Слава Богу, это не то.

Великий колдун все же пока не понял, что он не вполне его дочь на самом деле. Хорошо это или плохо, Кирилл мог только догадываться, точнее уже не мог… Чтобы суметь отстраниться от Ратмира, потребовались все оставшиеся силы. Что он там только что сказал? Неужели…

— Это твоя работа, Ратмир? Кочевники… — попытаться заглянуть Ратмиру в глаза было выше его сил, на ногах бы устоять, — остановите их… папа, или…

— Ты еще так похожа на человека, Любава, — усмехнулся колдун, опять кладя руки ему на талию. — И все-таки передумала, я правильно понял?

— А если нет? — Кирилл попытался сбросить вытягивающие казалось уже последние остатки сил и разума мертвые ладони… Расходящиеся от них по всему телу волны озноба оставляли только одно желание — избавить себя от бессмысленной борьбы с неизбежным и, закрыв глаза, наконец упасть в похожий на смерть обморок… в объятия колдуна.

— Кочевники очень жестокий и примитивный народ, Любава, — осуждающе покачал головой Ратмир, — даже для этого мира. Ты же сама знаешь, какие у них обычаи. Пленников иногда варят заживо в большом котле… там, кажется, был один маленький мальчик, помнишь?

Да как… как такое вообще возможно? Почему все это происходит с ним… за что?

Дойдя до готового окончательно померкнуть сознания, чудовищно невозможные слова Ратмира подтолкнули его к свету.

— Нет… это невозможно… — одними губами обреченно прошептал Кирилл, больше не пытаясь отодвигаться. Что старый волхв не шутит и не пытается обмануть, он понял сразу и совершенно отчетливо.

— Эх, Любаша… фигня твой амулетик. И папаша мудак редкостный, — непонятно зачем то ли подумал, то ли все-таки сказал вслух Кирилл… И уже однажды испытанное ощущение обжигающего прикосновения маленькой ледышки к обнаженной груди заставило, как и в тот раз, слегка подпрыгнуть от неожиданности.

***

Чао, бамбино, сорри…

Привязавшаяся со вчерашнего дня приятная легкая песня продолжала звучать в голове. Если все же доведется задержатся в этом мире или даже остаться навсегда, приверженность стилю ретро в музыке не покинет ее до конца, всегда будет любо. Композиции девяностых и позже откровенно не ее, их только во время еды хорошо включать, если стоит задача вес сбросить. Сразу и голова разболится, и аппетит пропадет, и захочется сбежать, не доев. Может, еще и правда придется, с ее безответной любовью к сладостям из местных супермаркетов. И чипсам с сухариками, что это безобразие, понятно. Покосившись на уже вторую за сегодня «Аленку» с мягкой карамелью (правильный горький шоколад по вкусу ей совершенно не пришелся… гадость… и доедать не стала), Любава после секундной борьбы с самой собой отломила большой кусок и, зажмурившись от удовольствия, целиком засунула в рот.

Зажигательная мелодия замечательно подходила к настроению. Полузакрыв глаза (вид нынешнего отражения всегда сбивал), Любава пританцовывала, сильно покачивая бедрами, что больше походило на восточные танцы, и делая словно подсмотренные у тех же знойных танцовщиц движения руками, благо свидетелей поблизости не было. В этом теле оно конечно… ну такое.

Ощущение, что жизнь налаживается, как-то незаметно и поначалу робко вошло в ее душу и даже начало потихоньку укореняться. Она точно будет скучать по этому гостеприимному миру, когда придется уйти. Он так разнообразен и прост, целостен и противоречив… не идеален, конечно, но удобен и безопасен, по сравнению с предшественниками. В нем можно просто жить, наслаждаясь маленькими радостями… многие современники, в отличие от нее, не чувствуют и не ценят своего счастья, считая само собой разумеющимся. Кое-кто даже неосмотрительно мечтает попробовать другой мир, похожий на тот, откуда пришла она, например, не имея представления, что это на самом деле такое. Да они бы там и дня не прожили… глупые. Романтики им не хватает с острыми ощущениями. И стрелы в задницу от кочевников, что может быть острее?

Любава снисходительно улыбнулась, заглядывая в зеркало, больше не видеть там свое двадцать предыдущих лет родное лицо так пока и не стало привычным.

Жаль, но гости не остаются навсегда, рано или поздно их время под чужим кровом истекает.