Сам ты Любаша (СИ)

Менять облик на собачий всегда было легко, и, несмотря на неизбежно сопутствующую трансформации боль, приятно. Давненько уже не доводилось… пора вспомнить. Мир, отраженный в собачьих глазах, виделся как родной, чуть ли не более родной, чем человеческий. Наверное, душа собаки больше всего соответствует ее собственной. Это ее самая сильная сторона, пожалуй, единственное, что она могла лучше Ратмира. Волки и собаки безошибочно чувствовали человеческую старшую сестру издалека, понимали с полуслова, или с полувзгляда.

Простите, братья и сестры. Кто-то из вас погибнет сегодня.

Невольно взвизгнув от боли (при трансформации кости словно ломались и срастались заново), большая серая собака, та самая, что случайно прыгнула в проход между сосен, громко завыла, вытянув острую морду к полуденному солнцу. Обычно ее собратья обращали свои песни к луне, но это была не просто песня, а призыв, короткий вой прозвучал требовательно и нетерпеливо, как приказ. Из-за кромки леса почти сразу послышался чуть приглушенный расстоянием ответ, и уже через пару минут на опушку друг за другом начали выскакивать серые тени. Лесные хищники, зло скаля зубы и вздыбив шерсть, образовали некое подобие строя, как кочевники перед набегом на ничего не подозревающую мирную деревню.

Но никакой угрозы человеческой деревне невиданное воинство не несло, только успевшие войти во вкус грабежей и насилия кочевники были до глубины душа поражены никогда прежде не виданным. Огромная стая волков атаковала захваченную деревню росичей. От потрясения и суеверного ужаса захваченные врасплох степняки даже не успели взяться за луки и стрелы… разъяренные серые хищники прыгали с разбегу, молча вцепляясь в горло лошадям или даже самим всадникам, не обращая никакого внимания на не менее перепуганных крестьян.

Как будто гнев неведомого местного бога несколько запоздало, но яростно и неотвратимо обрушился на захватчиков, обращая в беспорядочное бегство уцелевших. Немало детей Великой степи так и не вернулось в тот день к своей матери, а возвратившиеся сложили страшные сказки, рассказываемые по вечерам у костра многими поколениями.

***

Кажется, что-то наконец пошло не по плану Ратмира, даже Кирилл сумел это почувствовать, хотя прежде никаких мистических способностей за собой не замечал. Поблекшие от разлитой в воздухе смертельной угрозы краски летнего дня вернули свое очарование, стало легче дышать. Давящая волна всепоглощающего холода спала, Ратмир как будто даже стал ниже ростом и опять начал восприниматься как человек. Иллюзия, увы… в которую так захотелось поверить и наконец сделать явью.

Впавшим в отчаяние и побежденным Ратмир, к огромному сожалению, не выглядел, просто недовольным, как ворчливый дедушка, раздосадованный проделками невоспитанных внуков. Осуждающе покачав головой, волхв сделал шаг назад и медленно растворился в воздухе.

Он улетел, но обещал вернуться, сука.

Любава… это могла быть только она. Амулет на груди продолжал холодить кожу, но в отличие от могильного холода, исходящего от Ратмира, ощущение теперь было даже приятным, дарящим свежесть в жаркий полдень.

Относительно немногочисленные кочевники, человек десять, прекратившие было свою атаку после появления колдуна, снова активизировались и двинулись вверх по склону, непонятно о чем переговариваясь между собой. «И снова здравствуйте», что называется. Но с исчезновением Ратмира настроение полностью изменилось, страх и панику всадники теперь почти не вызывали, только острую досаду от невозможности что-либо им противопоставить. Даже кинуть в гадов нечего, полный голяк, если только туфлю снять. В отличие от жительниц деревни, Любава (и он, соответственно, теперь тоже), носила не лапти, а удобные и даже симпатичные ботиночки из мягкой кожи. Но совершить этот совершенно бессмысленный жест Кирилл не успел. Только машинально попятился вглубь капища… дальше крайней стены отступать уже некуда, и всё, привет Хюррем. Но хоть того мальчика при нем в котле не сварили, уже большое спасибо. Монгольский всадник, спешившись у входа, с масленой улыбкой разглядывал добычу… даже восхищенно зацокал языком.

Если повезет, можно хотя бы пнуть как следует… чтобы не ходить черномазому больше по девушкам.

Но не успел Кирилл даже толком сформулировать свою мысль, как снаружи послышалось испуганное конское ржание, крики и яростный собачий лай. Кочевник, направившийся было прямиком к нему, замер в недоумении, гаденькая ухмылка на его лице сменилась плохо скрываемым испугом. Кирилл, забыв о своем кровожадном намерении (любопытство победило за явным преимуществом), подбежал к проходу, благо откровенно деморализованный монгол никак тому не препятствовал. Пропустить уникальное зрелище было совершенно непростительно, шанс увидеть нечто, даже отдаленно похожее, выпадает раз в жизни, и то очень мало кому… если вообще кому-то до сих пор выпадал.

Оху… охренеть!