Сам ты Любаша (СИ)

Любашины глаза, даже невероятно широко распахнутые, наверняка выглядят со стороны очаровательно, мило и трогательно, как и всё в этом теле. Хотя, казалось бы, еще больше, чем с утра они стать уже не смогут. Сострой он в своем прежнем облике подобную рожу, ничего милого не было бы точно.

Такого себя он и представить никогда не мог, даже узнал не сразу. Хотя всё осталось прежним и до боли знакомым, Любаша ничего в его внешности не поменяла, даже явилась в красно-синей футбольной форме с номером четырнадцать и бутсах. Могла бы что-то более подходящее найти, хотя сейчас, конечно, не до такой ерунды.

Он как будто стал выше ростом, а глаза горели невыносимо ярким синим огнем, смотреть невозможно, как на разлетающиеся при сварке металла снопы ослепительно-холодных искр. Такое обычно в ужастиках про одержимых дьяволом показывают.

Растерзанные тела кочевников и нескольких лошадей, живописно разбросанные по склону, представляли собой идеальный фон. На заднем плане мелькали то ли волки, то ли собаки, не спеша уходящие в лес.

В руке Любава непринужденно держала огромный меч, испещренный непонятными письменами, то ли рунами, то ли арабской вязью (Кирилл в который раз почувствовал пробелы в своих познаниях), испачканный чем-то подозрительно темно-красным. Явно уж не клубничным вареньем, которое этим самым мечом открыть пытались.

Неженкой Кирилл себя не считал, доводилось повидать кое-чего не слишком приятного, и излишне эмоционально он обычно не реагировал. Но тут как-то всё уж слишком… по-настоящему. Любава машет этим мечом (откуда он взялся, кстати?) в его теле совсем не в шутку… и сама может удар пропустить. И тогда его (на данный момент бывшее, но такое родное и с теплотой вспоминаемое) тело может всерьез испортиться или того хуже. Определенно есть от чего испытать стресс. Наверное, в этом женском теле реакции невольно становятся… более женскими, и ничего с этим не поделать.

Встретившись с ним взглядом — плещущееся в собственных глазах темно-синее пламя завораживало и пожалуй даже… восхищало, Любава улыбнулась, и в этом уже можно было узнать ее, такой горьковато-наивной улыбки он за собой не помнил. Пугающий синий огонь в тридцать предыдущих лет смотревших на него из зеркала глазах наконец погас, они вернули свой нормальный голубовато-серый цвет и озарились неожиданной радостью, гораздо более горячей, чем он надеялся.

— О… ты… — Любава сделала шаг навстречу, протягивая руки, ее внушающий всяческое уважение меч как по волшебству (Хотя почему как?) куда-то испарился.

Кирилл тоже непроизвольно развел руки в стороны… но, к сожалению, встречу на Эльбе испортил уцелевший кочевник. Жадность вкупе с самонадеянной глупостью пересилили в нем страх и осторожность, монгол попытался схватить желанную добычу в охапку и посадить на своего коня, намереваясь скрыться. Захваченный врасплох Кирилл (такой наглости он не ожидал) начал брыкаться и вырываться, пытаясь укусить похитителя. Но Любава (глаза ее остались нормальными, просто загорелись обычным человеческим гневом) одним прыжком оказалась рядом и, не прибегая к помощи волшебного меча, очень сильно, а, главное ловко, заехала кочевнику кулаком в лицо. Сдавлено вскрикнув, бедняга отлетел назад и, вписавшись всем телом в ограду, мешком рухнул на землю.

Хороший удар. — восхитился Кирилл. — Точно в табло.

А это все-таки уже его заслуга, те самые «рефлексы тела», про которые говорила Любава, ей вряд ли до сих пор доводилось драться. Сам он тоже не устоял на ногах в момент удара по кочевнику и чуть замешкался с подъемом на ноги, так и тянуло немного отдохнуть, задержавшись в горизонтальном положении. Но долго отдыхать, естественно, не пришлось, Любава тут же подала ему руку и легким движением поставила на ноги.

— Ты в порядке? — В ее (его?) глазах опять было что-то такое, в чем можно запросто утонуть, только на этот раз глубина условного моря была не непроницаемо черной, а голубовато-серой, больше похожей на настоящее. Без Любаши совершенно точно ничего подобного с его взглядом не было.

— Да, спасибо, — далеко не сразу сумел ответить Кирилл, оказавшись в своих собственных объятиях. Да, так и есть, по-другому не воспринимается. Руки Любавы сомкнулись на его талии… Всё, он запутался окончательно, лучше не пытаться это осмыслить. А просто отдаться блаженному, успокаивающему всерьез расстроенные за последнее время нервы чувству.

— А где твой меч? — чуть запрокинув голову, иначе не получалось из-за разницы в росте, Кирилл все же предпочел нарушить затянувшееся и ставшее несколько двусмысленным молчание. Стоять тут и обниматься бесконечно долго, наверное, все же как-то неправильно.

— Ч… что? — Любава, довольно близко наклонившаяся к его лицу, выпрямилась, порывисто вздохнув. — А… я призову его, когда понадобится. Это родовой меч.

— А… — Кириллу так и не удалось ничего ответить.