Самая главная тайна

— Ну что же, — растерянно сказал Валька, — человек, которого вы разыскиваете, был у меня. Но где он сейчас, я не знаю, это правда.

— Встречался ли ты с ним после его посещения? — спросил милиционер.

— Встречался.

— Намечаются ли встречи в будущем?

— Намечаются. Мама, не смотри так на меня. Петька Птица никакой не грабитель и не хулиган. И это скоро выяснится.

— Что именно выяснится? — продолжал милиционер.

— Мой товарищ в понедельник придет в школу — вот что я могу вам сказать. Больше я ничего не знаю. Вернее, не скажу.

— Хорошая новость, — оживился милиционер. — Для меня этого вполне достаточно. — Он поднялся из-за стола. — Будем надеяться, что твой товарищ не подведет. Он, конечно, пионер?

— Пионер!

— Пионер не подведет, — уверенно заключил милиционер. — Извините, Софья Павловна, за беспокойство. Что делать — служба...

Он козырнул и на прощание подмигнул Вальке:

— Не унывай, браток.

Совсем хороший, добрый оказался милиционер!

Он ушел, подарив Вальке надежду, что с Петькой Птицей ничего плохого не случится и все устроится, как это и бывает почти всегда в нашей жизни. Страх и тревога уступили место спокойствию и доброте[7]. Мать тоже успокоилась. Вернее, она перестала взмахивать руками и восклицать, но продолжала осыпать сына упреками.

В конце концов она заключила:

— Из дому ни на шаг!

— Домашний арест? — усмехнулся Валька.

— Арест.

Это слово прозвучало непреклонно, без малейшего признака сомнения.

Спорить? Валька понял: бессмысленно.

— Ну что ж, мама...

— Лишаю тебя! — тем же тоном добавила мать.

Это могло означать одно: лишение свободы.

«Петьке это не объяснишь, — грустно подумал Валька. — Он как-то по-другому глядит на жизнь».

На первый взгляд, положение, в котором он очутился, было безвыходным. Но Валька прочитал много книг и уже знал, что безвыходных положений не бывает. В природе не существует[8]. А кроме того, имеется еще одно подходящее изречение: утро вечера мудренее. Это народное изречение, а народ понарошке не придумает[9]. И значит, надо подождать до утра.

Сообщив матери о звонке Дементия Александровича, Валька ушел в свою комнату, сел за стол и задумался.

Отец, на портрет которого Валька изредка поглядывал, молчал. Да и что он мог сказать? На Валькином месте он тоже вряд ли что-нибудь мог придумать.

«Жди, Валя, — вот что он ответил бы. — Утро вечера мудренее. Жди».

«Трудно, папа, — думал Валька. — Труднее, может, никогда и не было».

«Ты жалуешься?»

«Нет, нет! Я, кажется, придумал, чем заняться: буду писать письмо!»

Хорошая мысль пришла ему в голову. Он вынул из ящика тетрадку. Она была исписана почти до конца. Взяв ручку, он поставил число. Правдивое сочинение, задуманное как письмо, превращалось в дневник. Валька написал с красной строки: «Продолжение дневника».

«Так. На чем же я остановился?..»

Через несколько минут Валька забыл о неприятностях сегодняшнего дня. Работа, как говорится, закипела. Слова полились без всяких затруднений, словно их кто-то подсказывал. Валька не глядел в потолок, не морщил лоб, не чесал в затылке, как это часто случалось в классе на уроке. Он не гадал, какой знак нужно поставить — точку, запятую или двоеточие, не боялся ошибок. Глиняный, деревянный, оловянный — эти и другие похожие коварные слова не настораживали его и не вызывали подозрения. Валька их свободно сокращал. Например, он писал: «Деревян. мост был шатким, скрипучим». «Стеклян. веранду заливало солнце». Этот прием, надо признаться, был очень удобным. Зачем писать лишние буквы, если и так все ясно?

В самый разгар работы вошла мать.

— Валечка, ты что пишешь?

Валька закрыл тетрадку.

— Письмо.

— Такое длинное?

— Так получается.

— Кому же ты пишешь? Старым друзьям?

Валька кивнул.

— Ну что ж, забывать старых друзей нельзя. — Мать помолчала. — Только я открою тебе один секрет: вряд ли ты с ними встретишься. Такова жизнь. Я испытала это на себе.

— Мама, но, может быть, у меня все будет по-другому?

— Я была бы счастлива, если бы было так. — Она снова помолчала. — Ты знаешь... Дементий Александрович не звонит. О чем он хотел говорить со мной?

— Не знаю, мама.

— Я как-то вся встревожена, Валя. Какие-то глупые мысли... Припомни, возможно, в голосе Дементия Александровича были нюансы?

— Были нюансы. Злые. Я тебе уже говорил. Он был злой.

— Вот это меня и беспокоит. Разве ты видел когда-нибудь Дементия Александровича злым, раздраженным?

«Не видел, — подумал Валька. — Значит, случилось что-то серьезное».

Но он не высказал этой мысли вслух, а лишь пожал плечами.

— Пиши, пиши... — потерянно сказала мать и вышла.

«На сегодня хватит, — решил Валька через несколько минут. — Чуть ли не целую тетрадку исписал».

Мелькнула мысль о завтрашнем. Петька будет ждать его в понедельник. Дождется или нет?..

Валька почистил зубы, умылся и, погасив свет, лег. Окно он не закрыл. С неба заглядывали в комнату звезды. Ночь стояла тихая, без ветра, без шороха. Раздумывая о Магде, Марчуке, Петьке и Дементии Александровиче, Валька уснул.