Самая лучшая сказка Леонида Филатова

В спектакле не было и нет никаких политических подтекстов, разочаровывал зануд-критиков автор, а присутствовало лишь желание повеселить и рассмешить… Театр дал молодым артистам полный карт-бланш: куролесьте, вставайте на уши, делайте, что хотите… Шоу какое-то, дефиле… и мы сразу отторгаем – это не драматургия, это не спектакль. Почему же? Надо прийти домой. Наглотаться лекарств. Забыть про собственное недомогание. И чистыми незамыленными глазами поглядеть – ну что же тут плохого? Не совпадает с твоим собственным представлением? «Ну, это, право, не есть великий грех, – успокаивал Филатов. – Не стоит относиться к искусству, как к идолу, что правит миром, а как к тому, что смягчает нравы, развлекает…»

«Я не пытаюсь обскакать Шварца, – делился своими сомнениями и трудностями Леонид Алексеевич, – но надо понимать, что пришло другое время – исчезли иносказание и эзопов язык. Другое дело, что качество шутки от этого изменилось – и не в лучшую сторону. Нужно было искать эквивалент сегодняшней речи, но при этом делать ее более качественной… У некоторых моих персонажей остались шварцевские имена, другие преобразились – в пьесе действуют ткачи и политтехнологи, которые советуют королю выйти голым…»

Кстати, кукловоды, манипуляторы общественного мнения, по признанию самого Филатова, наиболее отвратительные для него типы. Казалось бы, ХХ век о границах манипулируемости все уже сказал, такие примеры показал, что дальше некуда, – но оказалось, есть куда. Миру являют просто чудеса оболванивания людей. Но все равно в своих прогнозах обломились все: глебы павловские и иже с ним, политтехнологи всех мастей. «Русский народ нельзя прогнозировать, – был глубоко убежден Леонид Алексеевич. – Так же, впрочем, как и все осколки советского народа: то же самое можно и о киргизах сказать, и о белорусах, обо всех…» В «Голом короле» он вкладывал вынужденное признание-сожаление в уста одного из своих «мудрецов»:

Мы не учли специфику народа:
Такой народ планировать нельзя.

Под совершенно неожиданным углом драматург Филатов взглянул на хрестоматийнейший, казалось бы, светлый облик невинной Золушки в другой своей пьесе. Как выглядит эта сказка в оригинале? Идеальная мечта, как лотерея: раз – и человеку повезло. Может, так у кого-то и бывает. «Как и положено, сначала моя Золушка попадает во дворец, – раскрывал свои карты драматург. – Но во второй части она, вкусив денег и власти, оказывается невероятной стервой, и фея возвращает ее обратно. Потому что халява пользы для души не приносит…»

Где же она, стервочка, таких словечек-то поднабралась: «Держите руку выше. Не на жопе. Рука на жопе – это моветон. А ну-ка, не борзей!.. Ты че, в натуре?..»? Автор пытался объяснить подоплеку происшедшей метаморфозы:

Мир движется тихонечко, по фазе.
Ступеньки перепрыгивать нельзя.
А если кто из грязи сразу в князи —
Плохие получаются князья…

К любой мечте, считал Филатов, необходимо долго готовиться, так сказать, «тихонечко, по фазе». А воплощения ждать не как сам факт, а как некое продолжение. Иначе – плохо дело. Идея превращения Золушки в принцессу воспринимается как законченная. А что дальше? Счастье? Но разве счастье в этой мишуре, в тити-мити? Оно в гармонии, в ладе с самим собой, в любви. Только сказочный жанр мог определить счастье через материальное благополучие. В жизни так не бывает.

Со всем возможным для себя азартом Филатов работал над одной из последних своих пьес «Эликсир любви». Объяснял суть фабулы: «По-моему, это брехня старых кобелей, когда говорят: любовь – это обычная физиология… Можно любить, как Блок, который обожал жену – но несколько лет не ложился с ней в постель… Во всех пьесах у меня присутствует любовь, эротика… «Эликсир любви» – это такая средневековая фарсовая история: человек изобретает некий эликсир, чтобы его попробовала женщина – и влюбилась именно в него. И ему никак не удается заставить выпить этот эликсир… всего одну женщину, в которую он влюблен! Все кругом, весь город влюбились в этого изобретателя – кроме нее. Инквизиция арестовывает его как колдуна, готова сжечь на костре… Спасает его от верной смерти… та самая любимая девушка… У инквизиторов был негласный уговор: казнь будет отменена, если хоть одна из влюбленных женщин согласится разделить с изобретателем его участь – взойти с ним вместе на костер. Ни одна из «влюбленных» не соглашается, кроме… его возлюбленной: она, оказывается, тоже была без ума от него, без всякого эликсира. Но стеснялась признаться… И сделала это, только согласившись взойти с ним на костер! Была безрассудно готова на жертву… На это способна только любовь!»

Тщетны оказались усилия алхимиков. Любовь сильней.