Самая лучшая сказка Леонида Филатова

Самая трогательная история о любви еще не рассказана, считал Леонид Алексеевич. Он очень хотел сделать такую историю по сказке Перро о спящей красавице: «Она засыпает и в это время не изменяется, а принц, с которым они обручены, – стареет. Я хочу продлить это время до невозможного – словно 100 лет прошло. То есть ей восемнадцать, а ему – 118 (допуски – они же всегда есть в литературе). Он ее воскрешает, а сам умирает, в любви…»

Чем в жизни можно пожертвовать ради настоящего чувства? Филатов знал: всем абсолютно. И Нина этому жертвенно и свято следовала.

Для осуществления своих творческих проектов – театральных, телевизионных, кинематографических – Филатов упорно искал и всегда находил единомышленников. Кроме уже названных, можно назвать Александра Адабашьяна, Владимира Машкова… К сожалению, не все и не всегда планы осуществлялись. По разным причинам. Но главным образом все упиралось в отсутствие средств, необходимых для постановки. Но денег Филатов принципиально не просил, объясняя: «Я в прошлой жизни насиделся по приемным больших начальников. Хватит, больше сил нет. Не надо обольщаться. Не стоит думать, будто я могу кого-то своим видом разжалобить. Сейчас всем отказывают, а я напрашиваться не умею. Тем более что мы живем в стране, где каждый второй готов назвать себя гением и талантом. Иногда я вижу на экране девочку, именующую себя звездой, и мне хочется ответить ей в рифму, но сдерживаюсь. Не понимает бестолочь, кто заслуживает звездного статуса…»

Называя себя «графоманом со стажем», Леонид Алексеевич, как водится, немножко ерничал, расшифровывая: «Графоман – это человек, который не может не писать. Это слово и комплиментарное, и уничижительное одновременно… Все люди пишут, но в определенном возрасте прекращают этим заниматься. А графоман не может остановиться. Главное для него – выявление своей природы. Графоман ценит богатство своего внутреннего мира, считает его интересным для окружающих. Поэтому спешит вылить то, что в нем горит, кипит. Он впервые что-то почувствовал, и ему кажется, что мир этого еще не слышал, не переживал…»

Леонид Ярмольник убежден, что «в книгах его многие до сих пор не разобрались. Некоторые считают их пародией, а это глубокая философия… Для меня Леня жив, потому что я все время его изучаю, учусь у него…» А Владимир Качан дополнял: «Так получалось, что он писал вещи, которые были интересны предыдущим поколениям и будут интересны следующим».

Впрочем, своим поэтическим дарованием Филатов никогда особо не обольщался и тем более не кичился. Но вот мама Клавдия Николаевна всегда придерживалась прямо противоположного мнения. А потому отнесла в свое время в редакцию ашхабадской молодежной газеты «Комсомолец Туркменистана» тетрадку со стихами 12-летнего сына. Отыскала работавшего там Юрия Рябинина, журналиста по должности и поэта по призванию. Стихи юного Лени он сразу оценил и сделал все, чтобы они как можно скорее были опубликованы.

«Это были басни, прощу прощения, – вспоминал Филатов. – Сами понимаете, та еще была сатира». Потом, собрав все опубликованное, он стал всерьез задумываться об издании сборника своих стихов и переводов. А пока любовно составлял самодельные книжки, сам же их оформлял (помните его выражение – «рисовальщик»?) и дарил дворовым друзьям на добрую память.

В зрелом возрасте, разумеется, стал максимально строг в оценке своего юношеского творчества: «Да раньше была вообще не писанина – отходы…» Не сдерживал своей извечной язвительности и качал головой: «Мы вообще страна писателей. Это – издержки ликбеза. Мол, почему бы не попробовать себя в писательском деле?..»

Начиная с 90-х годов прошлого века Филатова стали активно издавать. Автор своих рукописей никому не навязывал, следуя мудрому совету все того же Булгакова: ни о чем никого не проси. Сами придут и…

Так все и случилось. Одно известное московское издательство поступило дальновидно и скупило «на корню» все, что уже вышло и еще выйдет из-под пера «молодого писателя». Книги Леонида Филатова издавались солидными тиражами. В лавках шли нарасхват, с лотков сметались.

Как-то раз бравые издатели гордо сообщили автору, что по рейтингу продаж он вышел на второе место. А кто оказался на третьем? – поинтересовался польщенный Филатов. Оказалось… Пушкин. А чуть ниже находился Мандельштам.

Прокомментировал ситуацию на отечественном книжном рынке Леонид Алексеевич в свойственном ему, все том же горько-ироническом стиле: «Это не моя заслуга – это недостатки страны, что так получается… Откровенный идиотизм…» О своих книгах говорил с оттенком самоуничижения: «Хотелось, конечно, чтобы кто-нибудь прочитал, но я трезво смотрю на вещи. В сегодняшнем мире Блока не читает никто, мне ли обижаться? Кто-то прочитает, и слава Богу. Хотя бы товарищи… Раньше тщеславие бежало впереди меня, а сегодня я научился иначе относиться к собственной персоне. Конечно, признание желательно, но необязательно».