Дед, спускавшийся по ступеням, не ответил, даже не взглянул на внука. Прошел мимо и скрылся за дверью. Марк напрягся, в ужасе гадая, заметит или не заметит старик, что он был в его каюте.
Дом-сейнер снова поглотила тишина. Марк выдохнул.
Из-за стены доносились стук ножа, бурление воды, шкворчание масла. Аппетитные ароматы растеклись по нижней палубе, выбивая у Марка слюну. В животе болезненно урчало. Он сидел за столом и ждал ужин.
Дед вышел из камбуза с тарелкой жареной рыбы и миской салата из морской капусты. Он снова выглядел подтянутым, моложавым, словно окунулся в фонтан вечной молодости.
– Накладывай. – Старик поставил блюда на стол и сел.
Марк снял крышку с кастрюли и разлил по тарелкам суп из мидий. После взял ложку и стал есть. Необыкновенный вкус возвращал в то лето, когда дед был его лучшим другом, а не черствым отшельником со странностями.
– Вкусно. Как в детстве, – сказал он. И, не дождавшись отклика, продолжил: – Я тут гулял… и на утесе видел холмик, ракушками обложенный. На могилу похоже. Там кто-то похоронен?
– Не лезь не в свое дело! – грозно отчеканил дед. – И не ходи к ней больше.
В голосе прозвучали угроза и ревность.
– Извини. Не знал, что это запретная тема. – Марк немного помолчал и набравшись смелости снова завел разговор: – А помнишь, как мы с тобой устриц собирали? Ты еще рассказывал про всякую морскую живность, которую я находил на берегу.
– Нет.
Марк притих. Но спустя пару минут опять попытался найти общую тему для беседы:
– А что ты помнишь? Ну, с того лета, когда я здесь гостил.
Дед замер с ложкой у рта, словно тщился что-то вспомнить, а потом спросил:
– Ты зачем приехал?
– Сам не знаю. Меня сюда тянуло. – Марк задумался. – Может, из-за одиночества. У меня ведь никого не осталось, кроме тебя.
– Мне здесь никто не нужен.
– Я уже понял.
Разговор снова оборвался. Повисло тягостное безмолвие, наполненное жеванием, прихлебыванием и звоном тарелок.
– Ты даже не спросил о маме, – с обидой сказал Марк. – Тебе совсем не интересно?
Дед молчал.
– Она умерла от рака легких.
И опять ни слова в ответ.
– Да как можно быть таким бездушным?! – не выдержал Марк. – Она же твоя родная дочь!
Он в ярости схватил деда за плечо, развернул к себе и посмотрел в его холодные, как бездна океана, глаза.
– Убери клешню.
Марк сам испугался своей дерзости и отдернул руку.
Дед невозмутимо продолжил есть.
– К черту! – Марк встал из-за стола и ушел в свою каюту.
Неужели это тот самый человек, с которым он, будучи ребенком, провел целое лето на острове, думал Марк, сидя на койке и глядя на волнистую от воды фотографию, на которой внук и дед стояли в обнимку. Или кто-то другой ходит по дому-сейнеру и прикидывается его родственником? От этой мысли в груди похолодело.
– Ублюдок! – Дед влетел в каюту и тыльной стороной ладони влепил Марку размашистую пощечину. – Я же сказал: не заходить!
– Я… я… Прости… я не… хотел…
– Еще раз… – Дед показал, зажатую между большим и указательным пальцем жемчужину, видимо, ту самую, что укатилась. – Убью! – пригрозил он и ушел.
Марк держался за щеку, обожженную тяжелой рукой деда, и ненависть вскипала в его жилах.
И вот Марк снова здесь. Зачем он сюда приходит уже который день? Что собирается делать? Марк знал ответы, но боялся себе в этом признаться. Боялся, что и правда сделает то, что задумал. И еще больше боялся того, что найдет.
Солнце стояло в зените. Ветер гнал волны, трепал траву и смешивал запах соленой воды с запахом сырой земли. Снизу поднимался рокот моря, с неба слетали крики чаек.
Марк стоял на утесе и смотрел на холм под камнем-памятником. Он чувствовал… Нет! Он знал каким-то необъяснимым чутьем: здесь хранится ключ к тайнам острова, и, чтобы добраться до него, придется запачкаться, переступив через свои нравственные границы.
Сегодня или никогда, решил Марк. Через несколько дней он покинет остров, но как жить на Большой земле, не терзаясь вопросами и не гадая, что же там, мать его, было? Да и мучиться от угрызений совести за не совершенное злодеяние больше нет сил. Пора отрубить больной хвост.
Марк шагнул к безымянной могиле, покрытой плоскими ракушками двустворчатых, точно чешуей, опустился на колени и стал разгребать землю руками.
Он энергично копал, не останавливаясь ни на секунду, – страшился замешкаться, увязнуть в сомнениях и отступить.
Руки устали. Скорлупки моллюсков ранили пальцы и ладони. Футболка вымокла. Лицо и шея нещадно зудели из-за земляной пыли, налипшей на вспотевшую кожу. От нестерпимой жажды слюна стала вязкой, будто слизь миксины. Марк продолжал рыть, словно одержимый. В нем снова пробудился тот, другой: хладнокровный и решительный, который помог ему в прошлый раз выбраться из пещеры.
Могила опустилась ниже уровня земли. Углубив ее еще на полметра, Марк отпрянул и пригляделся к показавшимся останкам. После придвинулся ближе и стал осторожно их обметать: две невероятно большие руки, массивные ребра, длинная изогнутая цепь крупных позвонков… и все. Ни тазовых, ни бедренных, ни берцовых костей – скелет заканчивался крестцовым изгибом.