Самая страшная книга 2025

В нарастающем возбуждении Глеб сбросил намокший отяжелевший тулуп и спустился по лестнице в машинное отделение.

Он стоял по пояс в ледяной воде. Пробирающий жгучий холод сковал мышцы, тугой крепкой болью обвил кости, крупной дрожью вытрясал тепло из дряхлого тела. Обвисшая кожа вздыбилась пупырышками. Зубы выбивали звонкую дробь. Под ребрами лихорадочно стучало, легкие короткими частыми рывками хватали воздух.

Не сводя глаз с гигантской устрицы, лежащий у стены в свете фонаря, трясущийся Глеб сбросил сапоги, стянул мокрые штаны и трусы, снял рубашку вместе с футболкой и снова повесил сумку через плечо.

Он подошел к моллюску, протолкнул пальцы в щель между створками и изо всех сил потащил половину раковины вверх.

Жемчужница нехотя раскрылась.

Глеб вожделенно уставился на женщину-устрицу, спящую на перламутровом ложе. В глубине ее полупрозрачного тела, пронизанного светом, билось холодное сердце, тянулись бледно-фиолетовые ниточки сосудов, белели молочные кости. Крупные руки женщины-устрицы прятались в складках глянцевой мантии. Между пышных грудей лежала серебряная русалка с драгоценной переливающейся бусиной под хвостом. Глеб сразу узнал кулон, который много лет назад подарил дочери Анне.

Сверху донеслись шум и гневные крики Марка.

Глеб торопливо забрался под раковину моллюска и улегся на мягкую студенистую мантию. Женщина-устрица заворочалась, громадные веки задрожали, и низкий гулкий стон выскользнул из огромной рыбьей пасти, будто морской деве снилось что-то неприятное. Старик одеревеневшими руками достал из сумки нож, примерился и чиркнул лезвием по ее горлу.

Бледно-розовая водянистая кровь полилась широким потоком, заливая шею и грудь женщины-устрицы. Она распахнула удивленные глаза, схватилась за горло, посмотрела на окровавленную руку и закричала. Но вместо мощного голоса вырвались булькающие хрипы.

Женщина-устрица вскочила, отпрянула от дрожащего Глеба и вперилась в него люминесцирующими желтыми глазами. Кровь стекала по ее тугому животу, омывала жабры и мантию.

– Желтоглазка… – улыбнулся Глеб.

С клокочущим ревом она длинными пальцами оплела его голову, разинула пасть и вгрызлась в морщинистое лицо. Раковина захлопнулась.

Нестерпимая безумная боль впилась в Глеба, разошлась сокрушающей волной, оборвала дыхание, с громким хрустом раздробила череп. Он взвыл, чувствуя, как его глазницы, скулы, челюсть крошатся под ее бесчисленными тонкими зубами.

Снаружи кричал Марк, обсыпая затворенную раковину градом ударов.

Горячая человеческая кровь смешивалась с холодной кровью моллюска. Глеб умирал в объятиях бездыханной женщины-устрицы, и в угасающем сознании теплилась последняя мысль: и ни дня бы не исправил в этой чертовой жизни…

Дмитрий Лопухов Моя Калерия

Ее звали Калерия. И среди подобранных приложением девушек она была самой некрасивой. Но мне все равно очень понравилась, и когда после короткой переписки Калерия назначила мне встречу в парке, я обрадовался.

С красивыми людьми мне не везло.

Моя первая привязанность была самой милой девчонкой в классе – она встречалась со мной три дня; хотела позлить бывшего. Меня тогда поколотили.

Победительница институтского конкурса красоты заняла у меня большие деньги, но так и не вернула. И прислала страшных мужиков, чтобы я забыл о долге.

Сослуживцы говорили, что наша начальница – «твердая восьмерка с плюсом». Она списала на меня растраты, и я вылетел с работы. Чуть под уголовное дело не попал. Спасла мама.

Моя красавица-супруга постоянно ездила в командировки, – оказалось, каталась по экзотическим странам с любовниками. Адвокат жены – она наняла адвоката по разводам, как в иностранных фильмах, – был чемпионом по бодибилдингу, попадал на обложки городских журналов и всеми признавался писаным красавцем. Они отсудили у меня квартиру. Папу уже отправили на пенсию, а мама заболела – помочь мне не смогли.

Еще меня предали и перестали слать фотографии пивнушек друзья.

Поэтому к красивым я относился плохо. И сам я не был, как говорила жена, Аполлоном: волосы жидкие, плечи узковатые, ноги кривые, худой (по мнению жены, как вобла), с огромным носом, лопоухий, еще и лицо все с детства изрыто оспинами. Но когда я хорошо зарабатывал и щедро на всех тратился, красивые люди вокруг так и увивались. Ну а едва переехал в разваливающуюся малосемейку и зажил на родительскую помощь, вся эта красота от меня тут же отвалилась, как потравившиеся клопы.

Про клопов – это папа придумал.

А еще он говорил, будто все беды от того, что я слишком доверчивый и бесхитростный, но я все-таки думал, что из-за подлости красивых.

По пути в парк я нашел две новые пивные вывески: «Пивзалей» и «Пивковая дама». Пиво я вообще не пил, но названия пивнушек коллекционировал много лет. Шел и думал, как обрадую Калерию своей подборкой. Начну с «Пивного гнома», потом будут «Тренер по пиву», «Луи Пивтон» и «Импивотрица», а закончу баром «Сосидр». Больше рассказывать было нечего – шутки запоминать у меня не получалось, в кино я плохо разбирался, музыкой не увлекался. Любил историю, но беседовать о ней не умел.