И зевнула, издав утробный животный звук, от которого Зою Павловну мороз продрал. С брезгливым ужасом она увидела старухино нёбо и темно-бордовую глотку, внутри которой что-то часто пульсировало. Она хотела отвернуться, но на затылок легли ледяные пальцы и не дали этого сделать. Перепугавшись, Зоя Павловна попыталась дернуть головой, но пальцы держали крепко, заставляя смотреть в бездонный зев, в котором перекатывалась розовато-серая шевелящаяся масса из сотен червей. Зоя Павловна мычала и сучила ногами, силясь вывернуться из ледяной хватки, а пасть раскрывалась все шире, надвигаясь на нее.
«Она меня съест…» – теряя от ужаса сознание, успела подумать Зоя Павловна и вдруг почувствовала, как разжимаются пальцы на затылке. Она хотела вскочить и бежать, но тело сделалось ватным, и Зоя Павловна, пытаясь удержаться на ногах, ухватилась за стол. Цепляясь за стены, она кое-как выбралась в коридор и ткнулась в первую попавшуюся дверь. Запах земли стал невыносимым, и Зоя Павловна рухнула на колени. Помутневшие глаза уставились в единственный в комнате предмет мебели – прямоугольный деревянный ящик, наполненный, как ей показалось, темнотой. Сзади раздались шаги, и Зоя Павловна поползла вперед. Руки схватились за стенки ящика, соскользнули и провалились по локоть в мягкую холодную землю, в которой десятки крошечных ртов тут же приникли к ее коже. Перепугавшись, она выдернула руки и, потеряв равновесие, упала лицом в пол. Рядом появилась босая ступня, испещренная трупными пятнами, голос Руфины язвительно произнес: «Ну что же ты, голубушка…», и Зоя Павловна полетела в глубокую, полную червей яму.
Она пришла в себя уже дома – на кровати, заботливо укрытая пледом, с валиком под ногами. Рядом Миша хмуро ковырялся в айфоне. Зоя Павловна нащупала его руку и слабо сжала.
– Что со мной было?.. – простонала она. – Сколько я вот так, без сознания?
Миша не сразу ответил на пожатие, потом все-таки шевельнул пальцами, но как ей показалось, неохотно.
– С полчаса.
– Как полчаса? – Зоя Павловна непонимающе уставилась в окно, за которым тускло светился фонарь. Она прекрасно помнила, что уходила к Руфине утром.
– Так. Тебя соседка привела, сказала, что вы пили чай и тебе плохо стало. Что вы там в чаек добавляли? Ты ж на таблетках, какое тебе спиртное? Говоришь, сердце болит, а сама…
– Какое спиртное, сынок…
– Ну а что тогда? С чего ты в чужом доме в обмороки падаешь? И что ты там вообще забыла? Ты же знать не знаешь эту женщину!
Зоя Павловна молчала оскорбленно и немного пристыженно. Она чувствовала некоторую правоту обвинений – повод для визита к соседке и впрямь был сомнительным. И к тому же с ужасом поняла, что почти не помнит их с Руфиной разговора, – с момента, как она увидела медальон, память будто отрезало. Да и ссориться с единственным дорогим ее сердцу человеком не хотелось. Миша тоже прочувствовал накалившуюся атмосферу и смягчил тон:
– Ладно, ты лежи, поправляйся. Давай я Иру попрошу сходить с тобой куда-нибудь, Сережу возьмите. Кофе попейте там, кино посмотрите. Ведите себя уже как семья, в конце концов-то.
Слова прозвучали как приговор – не о такой семье она мечтала. Зое Павловне ничуть не хотелось идти куда-то с Иркой и уж тем более с «кукушонком».
– А они-то не зашли меня проведать… – подпустила она шпильку.
– Ира заходила, но ты спала. А сейчас у нее тренировка. А Сережа… – Миша пожал плечами, будто говоря, что не стоит ждать от едва знакомого подростка какой-то поддержки.
«Ага, а в кафе его води, значит», – злобно подумала Зоя Павловна.
– Ладно, мам, таблетки твои вот, на столике, а я пойду. Мне еще по работе кое-что надо доделать.
Зоя Павловна проводила сына взглядом и закрыла глаза. Не нужны ей никакие таблетки, она их купила-то так, для вида, чтобы было чем сына укорить, если что… Зоя Павловна поворочалась – хотелось пойти на кухню, выпить чаю с бутербродами. Только поздно уже: Ирка с тренировки явится, увидит и начнет кудахтать, будто и впрямь о ее здоровье печется, а не яд спускает. Господи, уже в собственном доме чаю не попить!
«Вот избавлюсь от нее!» – мстительно подумала Зоя Павловна, но вдруг поймала себя на том, что не испытывает при этой мысли прежнего азарта – то ли слова сына об Иркиной заботе подействовали, то ли решиться на такое дело оказалось труднее, чем ей представлялось. Чтобы вернуть себе боевой настрой, Зоя Павловна принялась перебирать в уме все нанесенные Иркой обиды. И не заметила, как уснула.
Ира принимала душ, когда погас свет. Она позвала бы Мишу, но время было позднее. Пришлось справляться самой. Она на ощупь отыскала полотенце и вышла из ванной. Вокруг было так темно, что Ира на минуту растерялась. Внезапно проснувшееся шестое чувство заставило ее замереть – вроде бы до спальни три шага, но отчего-то она никак не могла их сделать. Словно в темноте ее кто-то подстерегал…