Самарянка

— А не смущает вас то, что мы ведь все здесь православные христиане?

— Не смущает, — горячо отреагировал он на этот вопрос. — Я с нашими авторитетными людьми тоже советовался, прежде чем ехать сюда. Надо идти туда, куда зовет ее Бог. Разве не так?

— Так, — задумчиво произнес отец Иоанн, внимательно слушая незнакомца. — У всех нас одна надежда. На Бога.

Он поднялся со своего табурета, на котором сидел, и, опираясь на тяжелую старческую палку, подошел близко к девушке.

— А ее как зовут? — шепотом спросил он отца.

— Дарина.

— Красивое имя. Да-ри-на, — по слогам повторил он.

Услышав свое имя, девушка открыла глаза и тут же схватила сухонькую руку старца, прижавшись к ней щекой. Свободной ладонью старец ласково погладил ее по голове.

— Красивое у тебя имя. Почти как наше Дарья. Сейчас это редкое имя, старинное очень.

Перед старцем сидела настоящая восточная красавица. Правда, еще совсем юная, но бесспорно красавица. Ее глаза — даже заплаканные, растерянные — были необыкновенно красивы, выразительны, а тонкие, слегка изогнутые брови лишь подчеркивали их чарующую восточную красоту. На лоб девушки спадали вьющиеся темные волосы, оттеняя болезненную бледность ее лица. Алые губы что-то шептали, и по ним было видно, что девушка готова была вот-вот расплакаться снова.

Она не отпускала руку отца Иоанна, словно найдя то, что так долго и мучительно искала. Старец по-прежнему гладил ее по голове, думая о том, чем облегчить страдания своей юной гостьи.

Наконец, она посмотрела на старца. Глаза на ее изможденном, мертвенно-бледном лице горели мольбой и полным отчаянием.

— К Ней хочу, — хрипло прошептала она, — туда…

И взглядом указала в ту сторону, где был их храм.

Одевшись, отец Иоанн сам отпер дверь в храм и запалил несколько свечей возле чудотворного образа. Затем сделал глубокий поклон и тихим голосом сотворил молитву:

— Не имамы иныя помощи, не имамы иные надежды, токмо Тебе, о Богомати. Ты нам помози, на Тебе надеемся и Тобою хвалимся, Твои бо есьмы рабы, да не постыдимся.

Его тихий старческий голов звучал в совершенно безлюдном, спящем храме четко, отдаваясь гулким эхом под самым куполом.

Затем он подошел к стоящим в притворе гостям.

— Значит, говорите, вас не смущает то, что вы пришли в наш святой храм?

— Нисколько не смущает, — ответил отец девушки. — Мы тоже верующие.

— Ну что ж… Да будет на всех нас святая воля Божия…

Он повернулся в сторону Дарины и, ласково погладив ее, тихо спросил:

— И кто же тебя позвал к нам?

— Она…

Дарина сделала движение, чтобы освободиться от державших ее отцовских рук и, опершись уже на руку старца Иоанна, медленным шагом, слегка шатаясь от слабости и терзавшего ее внутреннего состояния, пошла в сторону святого образа Богоматери. В какое-то мгновение всем, кто продолжал стоять у двери, показалось, что она вот-вот снова упадет без чувств прямо на пол, но старец сделал знак, чтобы те оставались на месте и продолжал идти в ту сторону, куда влекло девушку.

Подойдя к святому образу, Дарина со стоном опустилась перед ним на колени и совершенно затихла, свернувшись в комочек на стареньком коврике прямо возле резного киота. Отец Иоанн присел рядом и, беззвучно творя молитву, так же ласково гладил ее по голове.

Возле дверей снова раздались глухие рыданья: то плакал несчастный отец.

Наконец, Дарина сделала усилие подняться. Отец Иоанн помог ей опереться на его сухонькую руку. Девушка прижалась к стеклу, за которым стоял сам чудотворный образ, и, глядя на него радостным, просветленным взглядом, открывала Богоматери то, что до этого момента давило ее изнутри, терзало, мучило, забирало жизнь. Молился и старец, тоже с умилением взирая на образ, украшенный многими крестами во свидетельство простых людей о милостях Небесной Заступницы.

Дарина вдруг повернулась к своему скорбному отцу:

— Я не хочу отсюда уходить…

Щеки девушки, до этого бывшие мертвенно-бледного цвета, с нехорошим серым оттенком, в эту минуту горели румянцем, а все лицо ее, взгляд, улыбка излучали тепло и благодать.

— Я хочу быть с Ней… Она зовет меня к Себе…

Отец подошел к дочери и крепко обнял, прижав к себе.

— Чем мне благодарить вас? — тихо спросил он старца. — Называйте любую цену, просите все, что считаете нужным. Я сделаю, исполню, достану для вас все. Но сначала скажите мне, что все это такое? Что с ней случилось?

Отец Иоанн снова кротко улыбнулся.

— То, что нам надо, вы не сможете купить.

— Я могу все, — уже уверенным голосом возразил отец девушки. — Вы просто не представляете моих возможностей. Многие меня считают всесильным.

— Всесильным? — старец быстро взглянул на него. — И все можете?

Поняв дерзость, Джабар поспешил оправдаться:

— Я хотел сказать, что всесилен только в своем деле. А в таком, — он взглядом указал на дочь, — увы, совершенно бессилен. Только скажите, что все это значит? За что она страдает? За чьи грехи? В чем она провинилась перед Богом?

Они возвратились в теплую келью старца, где Дарина быстро погрузилась в глубокий сон. Она дышала ровно, а на ее лице играл все тот же румянец. Она снова превращалась в ту восточную красавицу, какой была до болезни.