Все послушно спустились вниз. На столе стояла кастрюля наваристого борща, жареная курица, соленые бочковые грибы, жбан парного молока.
– Куда столько? – Мишке стало неловко за такое обилие приготовленной еды. – Назад же забраться не сможем.
– Сможете, сможете, – хлопотала вокруг них Евдокия, рада поухаживать за своими помощниками. Да и вообще ей было приятно, что в доме появился мужской дух. Радовались и дети, уплетая за обе щеки то, что перед ними поставила мать.
– Видали? – улыбалась она. – В компании и пустые щи деликатесом покажутся.
Мишка не затягивал с обедом. Световой день был короткий, а недоделанной работы оставалось много. Они уже готовы были встать из-за стола и поблагодарить хозяйку, когда в большую комнату, где они все сидели, вошла девушка. Увидев незнакомцев, она густо покраснела:
– Ой, теть Дунь, а я думала… А я не знала…
Евдокия подошла к ней и ласково обняла за плечи:
– Это голубушка, соседушка наша. Оксана.
Девушка покраснела еще больше и что-то зашептала Евдокии на самое ухо.
– Да так бы сразу и сказала. Чего стесняться? Тут все свои. Пошли.
Они вышли во двор, но через минуту Евдокия возвратилась.
– Уж не знаю, как вас, ребятки, просить, – она смущенно посмотрела на Мишку.
– Да не надо просить, – понял ее взгляд Мишка. – Чем помочь? Мы завсегда рады.
– В подвал слазить, – вытирая руки о края фартука, попросила Евдокия. – Там фляга ихняя стоит с маслом. А у меня руки слабы тягать. Да и резали меня в больнице давеча…
– Вы, тетка Дуся, нас называете своими, а смотрите как на чужаков, – хмыкнул Мишка. – Все сделаем!
Оставив Варфоломея и детвору допивать молоко из глиняных кружек, он вслед за Евдокией вышел во двор, в глубине которого был погреб.
– Ни света, ни ступенек – ничего еще не успела сделать, – причитала Евдокия, едва поспевая за Мишкой.
– А как же вы туда спускаетесь? По веревке, что ль?– рассмеялся Мишка.
– По лесенке, – махнула рукой она. – Да лесенка такая, что не приведи Бог. Так что осторожней, родимый, не сорвись.
Увидев Мишку, щеки Оксаны снова занялись румянцем.
– Вот нам Бог какого богатыря в помощники послал! – радостно сказала Евдокия, подходя ближе.
Мишка заглянул в погреб и потрогал торчавшую оттуда хлипкую лестницу.
– Да уж, тетка Дуся, лестница, скажу вам, военная, – усмехнулся он и, отставив ее в сторону, прыгнул вниз.
– Господи, помилуй! – вскрикнула Евдокия.
Мишка быстро нашел алюминиевую флягу, наполненную почти доверху душистым домашним маслом, и подал наверх. Оксана схватилась за боковые ручки, но ее девичьи руки не могли справиться с такой тяжестью. Мишка все понял, спустил флягу назад, потом нашел в подвале какие-то старые ящики и, взгромоздившись на них, сам поднял флягу и поставил ее на край погреба.
Только теперь он увидел Оксану вблизи. Это была девушка лет двадцати, сохранившая при здешнем деревенском образе жизни грациозность и стройную осанку. Из-под ситцевого платка пробивались густые рыжевато-золотистые волосы, спадая непослушной челкой на самые глаза, оттеняя их зеленоватый цвет и бездонную чистоту. Две ямочки на щеках придавали ее и без того красивому русскому лицу особое очарование.
«Эта красавица, видать, не одного парня свела с ума», – подумал Мишка, глядя на нее с улыбкой, приводя тем самым в еще большее смущение и снова вгоняя в густую краску.
– Бидон вытащили, а кто меня тащить будет? – подмигнул Мишка, торча из подвала. – Кто подаст руку бедному крестьянину?
Оксана растерялась еще больше и, жалобно посмотрев на Евдокию, лишь прошептала:
– Теть Дусь…
– Ладно девок наших смущать, – Евдокия рассмеялась добрым смехом. – Они у нас тут невесты скромные. Да вот беда: все женихи перевелись, одна шпана да хулиганье по деревне бродит.
От этих слов Оксана закрыла лицо платком и хотела бежать со двора вместе с флягой, но она была настолько тяжелой даже для ее работящих рук, что девушка в бессилии села прямо на крышку и снова умоляющим взглядом уставилась на Евдокию.
– Ну что, богатырь, – обратилась она к выбравшемуся из подвала Мишке, – как говорится, взялся за гуж – не говори, что не дюж. Сделай еще одно доброе дельце: помоги нашей девочке отнести флягу. Она тут недалече живет.
Мишка поднял флягу и вместе с Оксаной вышел на улицу.
– Дорогу хоть не забыла домой? – снова улыбнулся Мишка, искоса посмотрев на нее.
– Может, пособлю? – вместо ответа спросила она, пытаясь взяться за другую ручку.
– Может, и пособишь, – стараясь не слишком иронизировать над смущенной девушкой, сказал Мишка. – Но лучше не надо. Так быстрей управимся, а то мне на крышу лезть надо. Дел много.
В молчании они прошли половину деревенской улицы, когда прямо перед ними, возле деревянного сельповского магазина появилась компания из нескольких парней. Все они были заметно выпившими и вели разговор между собой оживленно, громко, не стесняясь в выражениях и брани. Увидев Мишку с бидоном и рядом с ним идущую Оксану, они примолкли. Наконец, тот, что был повыше и поздоровей, перегородил им дорогу и с презрением обратился к Оксане: