отрицание культурного наследия прошлого, стремление к автономности. 5 февраля 1920 г. в газете
«Правда» было опубликовано письмо, в котором М. П. Герасимов вместе с группой писателей
заявил о своем выходе из Пролеткульта.
Одновременно с Пролеткультом в Самаре активно действовало кооперативное
товарищество писателей.
Создавая краткий обзор литературной жизни Самары за первые пять октябрьских лет, А. С.
Неверов (он опубликовал свою статью под псевдонимом Самарский) отметил, что «почин
объединить самарских литераторов в единый товарищеский кружок» был сделан в июне 1918
года137.
Это были «литературные пятницы», которые посещали Н. Степной, А. Неверов, Я. Тисленко,
Д. Медынский, А. Колосов, Н. Исаев, И. Бахметьев, И. Мамотин. Чаще всего собирались в квартире
редактора журнала «Кооперация и жизнь» Б. Л. Краснослободского. На собраниях писателей
происходила читка своих произведений, их разбор и критика. Намечалось самое строгое
отношение и к художественному слову. «Литературные пятницы» существовали недолго. Их
сменил в 1919 году литературный кружок «Звено».
В ЦГАЛИ хранится рукописный вариант устава самарского «Звена», содержание которого
перекликается с уставом московского «Литературного звена». Здесь те же задачи, направления в
работе, да и сама структура «Звеньев» одинакова. Однако реабилитация устава «Звена» в Самаре
шла чрезвычайно трудно, и это связано с целым рядом обстоятельств. Характеризуя деятельность
«Звена», Неверов отмечает, что «кружок наметил широкие планы: издательство, организация
литературных сил в губернском масштабе, широкие литературные вечера, но планы эти во всей
полноте не осуществились, и по существу своему кружок остался той же «Пятницей»: шла читка,
разбор произведений местных писателей, уже наиболее определившихся»138.
В ряду писателей, чьи творческие биографии были так или иначе связаны с кружком
«Звено», стоит и Иван Егорович Вольнов139 (1885-1931) – «чудесный парень, интересный человек,
талантливый литератор», как отзывался о нем М. Горький140. На берега Волги его несколько раз
приводили трудные дороги революционного лихолетья и гражданской войны. Впечатления,
вызванные достаточно близким знакомством Вольнова с волжскими местами, легко угадываются в
образной системе его повестей «Самара», «Встреча» и «Комиссар временного правительства»,
которые составляют своеобразную трилогию.
И. Е. Вольнов, разглядев тесное сплетение разнородных начал в революции – прямое
противоборство сил разрушения и созидания, затронул очень крупные вопросы, на которые и
сегодня, пожалуй, не найдены окончательные ответы. Думается, гражданский и философский, если
угодно, пафос вольновских повестей более всего созвучен горьковским «Несвоевременным
мыслям», главное содержание которых, как аргументированно доказывает современный
исследователь, – это воплощение глубокой тревоги в связи с тем, что «и формы, в которых
развивается социальная революция, и методы, которыми она проводится, не соответствуют
демократическим принципам (...), человеческой нравственности, гуманистической морали»,
последовательное и мужественное «отстаивание, защита нерасторжимого единства политики и
нравственности»141. А Иван Вольнов как раз и запечатлел катастрофические результаты
разрушения этого единства!
Наиболее отчетливо, пожалуй, этот мотив звучит в повести «Самара». Произведение
написано в форме дневниковых заметок главного героя Ивана Петровича, человека, категорически
137 Самарский. Литературная жизнь Самары (Краткий обзор за пять лет). Понизовье. Самара. 1922. Кн.
5. С. 75.
138 Самарский. Указ. соч. С. 76.
139 Писатель был известен также под псевдонимом «Вольный».
140 См.: Горький М. Сбор. соч. В 30 тт. Т. 30. М., 1956. С. 119.
141 Вайнберг М. Во имя революции и культуры \\ Литературное обозрение. 1988. № 10. С. 92-93.
отвергающего идеологию большевизма и пытающегося нелегально добраться через Саратов в
Самару, где власть оказалась в руках так называемого Комуча. Монологи Ивана Петровича,
упрямо желающего с максимальной честностью разобраться во всех изломах современной ему
действительности, проникнуты отчаянием от невозможности примирить жесткую и неумолимую
логику революционной борьбы с традиционными и такими дорогими ему представлениями о добре
и справедливости: «В чаду, в крови, в слезах, в смрадном тумане Русь. Горстка безумцев,
-большинство из них нечестны, – опутывают дьявольскими путами измученное, обескровленное
тело народа. На крови, на хрусте костей, на воплях миллионов, на будущем детей – детей наших
производится опыт безумцев во имя будущего счастья каких-то аргентинцев, папуасов, итальянцев,
бурят, сенегальцев, которых я не знаю (...) Россия – жертвенный кролик в кровавых лапах