Самгук саги Т.1. Летописи Силла

И далее, ко[гу]рёский Ансын еще очень молод годами. Когда [после падения Когурё] в оставшихся деревнях и городах число живых людей сократилось вдвое, он помышлял о бегстве, не будучи в состоянии выдержать тяжелой разрухи. [Я], Жень-гуй, тогда на быстрокрылых башенных (военных) кораблях с надувшимися парусами и реющими флагами объезжал северное побережье, но из-за сострадания к ранам, полученным в минувшие дни (т. е. при падении Когурё), не осмелился применить оружие, и какая теперь дерзость с его стороны прибегать к посторонней помощи! Беспредельны милости императора, далеко простирается его доброта, его любовь согревает подобно солнечным лучам, а сияние подобно весенним цветам, поэтому, получив издали эти известия, он, хотя и очень огорчился, не поверил им и повелел своему маленькому слуге (т. е. Жень-гую) приехать [на место], чтобы посмотреть и выяснить истинное положение. Но ван не только не смог прислать человека для встречи и приветствий или угостить наши войска вином и мясом, а, напротив, скрытно расположил за оврагами своих латников и спрятал войска у устьев рек, чтобы они ползали в лесной чаще и задыхались в густых зарослях. Этим он невольно рождает в глубине ростки (острия) их собственного раскаяния и нежелание схватиться [с танскими войсками]. /224/ Прежде чем выступить, Великая [танская] армия сначала выслала дозорные войска, которые через море подошли к рекам, вспугнув и рассеяв рыб и птиц. Вот таким же образом можно было бы спасать (решать) и человеческие дела. Даже впавшие в затмение или ослепленные безрассудством, к счастью, могут пробудиться и прекратить безумства. Кто совершает великие дела, тот не гоняется за маленькой выгодой; кто следует высокой добродетели, тот отличается и необыкновенной душевной красотой. [Это так же ясно, как и то], что не занимаются приручением фениксов, а шакалы и волки вечно устремлены [к добыче]. Ханьская (т. е. собственно танская) конница военачальника (чжаньцзюна) Гао[632], вспомогательные (союзные, киданьские) войска под предводительством Ли Цзинь-сина[633], моряки У и Чу[634] и злые молодцы из Юбина[635], точно тучи, собираются со всех четырех сторон, чтобы высадиться затем со своих кораблей, поставить крепости в опасных (важных) местах и поднять поля под посевы (для обосновавшихся войск). Это будет ударом в самое сердце вана. Но если бы ван позволил своим воинам запеть [радостные] песни (т. е. прекратил войну), дела могли бы измениться к лучшему и мы могли бы ясно разговаривать друг с другом, чтобы выявить то, что служило причиной недоразумений. Жень-гуй прежде был удостоен величайшей милости императора сопровождать его в карете и получить от него личное назначение [на чин], поэтому сможет непосредственно докладывать письмом [его величеству]. Дело может быть улажено. И зачем же рисковать торопливостью (в действиях) или взаимными колебаниями. Увы! То, что прежде было исполнением долга и преданностью, теперь сменилось мятежным слугой; нельзя не огорчиться и не сожалеть, что счастливое начало сменяется недобрым концом, что были заодно вначале, а под конец расходимся. С сильными и холодными ветрами [осени] опадают листья и наступает печальное время года, и когда, взобравшись на гору, взираешь вдаль, [многое] ранит душу. /225/ Если бы ван своим светлым разумом и приятной обходительностью смог вернуться на истинный путь простирания скромности[636] и сделал свое сердце покорным [перед истиной][637], то [лучшей] его политикой стало бы произнесение время от времени клятвы на [жертвенной] крови, сохранение «неизменности» тростниковой подстилки[638], соблюдение спокойствия и вознаграждение счастьем. Даже посреди острых мечей (т. е. во время войны) бывает обмен послами, поэтому теперь посылаю подвластного вам священника Имюна, чтобы передать письмо, в котором изложены некоторые [наши] соображения».