Осенью, в восьмом месяце, вторгся Мужун Вэй и дошел до Когуквона. Там, увидев могилу вана Сочхона, приказал людям разрыть ее. Нескольких человек, занятых этим [кощунством], постигла внезапная смерть, а из глубины могилы послышались звуки музыки. Испугавшись, что здесь [есть] духи, они отступили. Ван сказал своим многочисленным сановникам: «Военная мощь Мужунов сильно возросла, и они уже много раз нападали на наши земли. Что же делать?» Министр государства Чхан Джори ответил: «Тэхён Северного округа Коноджа мудрый и смелый. Если великий ван хочет отразить [набеги] разбойников и успокоить народ, то не сможет обойтись без Ко/492/ноджа». Тогда ван назначил Коноджа наместником (тхэсу) в Синсоне. Хорошим управлением [тот] приобрел могущество и славу. И Мужун Вэй больше не повторял грабительские набеги.
В седьмом году (298 г.)Осенью, в девятом месяце, иней и град повредили хлеб, и народ голодал.
Зимой, в десятом месяце, ван стал строить еще (новые) дворцы, увлекся излишествами и роскошью, а народ голодал и испытывал лишения. Сановники хором увещевали [вана], но [ван] не внял [их словам].
В одиннадцатом месяце ван повелел человеку разыскать и убить Ыльбуля, но его не нашли.
В восьмом году (299 г.)Осенью, в девятом месяце, дьявол рыдал на горе Понсан. Блуждающая звезда угрожала Луне. Зимой, в двенадцатом месяце, был [слышен] гром, произошло землетрясение.
В девятом году (300 г.)Весной, в начальном месяце, произошло землетрясение. Со второго месяца до осени, седьмого месяца, не было дождей. Год был голодный, люди ели друг друга.
В восьмом месяце ван согнал на перестройку дворца мужчин и женщин старше 15 лет со всей страны. Люди, страдавшие от недостатка пищи и [непосильных] работ, стали разбегаться. Чхан Джори увещевал [вана]: /493/ «Из-за непрерывных стихийных бедствий и неурожая простолюдины покидают дома, взрослые разбегаются кто куда, а старики и дети оказались в [придорожных] канавах и насыпях. Поистине настала пора одуматься и исправиться, побояться Неба (небесной кары) и позаботиться о народе. Но великий ван все еще не думает об этом, сгоняет голодных людей на тяжелые строительные работы вопреки заповеди о том, что [ван] является и отцом и матерью [своего] народа. К тому же по соседству могущественный враг, который может воспользоваться нашим тяжелым положением для нашествия. Что произойдет тогда с алтарями государства (саджик) и с народом? Хотелось бы, чтобы великий ван принял все это во внимание». Рассерженный ван ответил: «Государь поставлен высоко, чтобы народ смотрел на него снизу, и если не будет величественным и красивым дворец, то нечем будет показать могущество и величие. А министр государства, желая сейчас осудить меня, [наверное], хочет обрести в народе славу». [Чхан] Джори [тогда] сказал: «Если государь не печалится о народе, то это не гуманность. Если сановник не увещевает государя, то это не преданность. Раз уж я занял должность министра государства, то не могу не говорить [правду]. Но разве этим можно заслужить славу?» Ван, улыбнувшись, заметил: «Неужели министр государства хочет умереть ради народа? Надеюсь, что в будущем не повторится [такой] разговор». Чхан Джори убедился в том, что ван /494/ неисправим, стал опасаться, как бы [он] не причинил вреда. Покинув [вана, он] вступил в сговор с остальными сановниками и сместил вана. Ваном возвели Ыльбуля. [Свергнутый] ван, узрев неотвратимость [конца], повесился, за ним последовали и два его сына, покончившие с собой. Похоронили (вана) в Понсанской долине и нарекли его [посмертным] именем ван Понсан.
Ван Мичхон <некоторые называют ван Хоян>
Звали его Ыльбуль[221] <иногда называют Убуль[222]>. Он был сыном кочхуга Тольго, сына вана Сочхона.
Прежде, когда ван Понсан заподозрил своего младшего брата Тольго в измене и убил его, сын его Ыльбуль, испугавшись, бежал и скрылся. Сначала он направился в дом Ыммо, жителя деревни Сусильчхон, и нанялся батрачить. Ыммо, не знавший, что он за человек, заставлял его выполнять самую тяжелую работу. Так как возле дома Ыммо в болоте кричали лягушки, он заставлял Ыльбуля бросать по ночам черепки и камни, чтобы те не квакали. А днем он заставлял его заготавливать дрова и не давал ни минуты покоя. Ыльбуль не вынес тяжких страданий и через год ушел [от него]. [Он] стал вместе с Чэмо, жителем Тончхона, торговать солью.