Что-то было внутри маленького серебряного украшения. Что-то живое. Если она не выполнит свою часть сделки, которую заключила с Лиландом Гонтом, оно умрет. Она не знала, сумеет ли вынести, если ее снова будет раздирать та жуткая боль, которая разбудила ее в воскресенье утром. Если ей придется и дальше жить с такой болью, она покончит с собой.
— И это не против Алана, — прошептала она, направляясь к сараю с распахнутыми дверями и зловеще провисшей крышей. — Он сказал, что никогда не поднял бы на него руку.
«А почему это вообще тебя заботит?» — шепнул тот тревожный голосок внутри.
Ее заботило это, потому что она не хотела причинить вред Алану. Она злилась на него, да; была просто в ярости, но это не значило, что она должна опускаться до его уровня и поступать с ним так же низко, как он поступил с ней.
Но, Полли... ты не подумала...
Нет.
Она сыграет шутку с Эйсом Мерриллом, а на Эйса ей наплевать — она даже никогда его не видела, лишь знала по слухам. Шутка предназначалась Эйсу, но...
Но Алан, спровадивший когда-то Эйса Меррилла в Шоушэнк, каким-то образом был здесь замешан. Так говорило ей ее сердце.
А может она дать задний ход? Даже если захочет? Теперь был еще и Келтон. Мистер Гонт прямо не сказал ей, что известие о том, что случилось с ее сыном, обойдет весь город, если она не сделает все, как он велел, но... намекнул. А она не может допустить, чтобы это произошло.
Разве женщина не должна иметь собственную гордость? Когда все остальное пошло прахом, разве не должна она держаться хотя бы за это — последнюю свою монетку, без которой ее кошелек станет совсем пуст?
Да. И еще раз да. И еще раз.
Мистер Гонт сказал, что она найдет единственный инструмент, который ей понадобится, в сарае. И теперь Полли медленно шла в том направлении.
«Ступай туда, где твое место, но ступай туда живой, Триша, — говорила ей тетя Эвви. — Не будь призраком».
Но сейчас, входя в сарай Кембера мимо распахнутых и словно примерзших к своим ржавым петлям дверей, она ощутила себя привидением. Еще никогда в жизни она не чувствовала себя такой призрачной. Азка шевельнулся между ее грудей... сейчас — сам по себе. Что-то есть там внутри. Что-то живое. Ей это не нравилось, но мысль о том, что произойдет, если эта штука умрет, нравилась ей еще меньше.
Она сделает то, что велел мистер Гонт, по крайней мере выполнит эту часть сделки, порвет свою связь с Аланом (теперь-то она видела и видела яснее ясного, что ошибкой было вообще начинать ее) и оставит свое прошлое при себе. Почему бы и нет?
В конце концов это ведь такая малость.
2
Лопата оказалась именно там, где он сказал, — стояла у одной из стен в пыльном луче пробивающегося сквозь щель в стене солнца. Полли взялась за гладкую, отполированную многими руками ручку.
Вдруг ей показалось, что она услышала тихое низкое рычание, донесшееся из тени сарая, словно взбесившийся сенбернар, убивший Большого Джорджа Баннермэна и послуживший причиной гибели Тада Трентона, был все еще здесь — восстал из мертвых и ждал своих новых жертв. Руки Полли покрылись гусиной кожей, и она торопливо вышла из сарая. Дворик тоже являл собой не очень радостное зрелище — с этим пустынным домом, уставившимся на нее, — но все же был лучше, чем сарай.
«Что я здесь делаю?» — снова горестно спросил внутренний голосок, и ответил ему голос тети Эвви: «Становишься призраком, вот что ты делаешь. Ты становишься призраком».
Полли зажмурилась.
— Прекрати! — яростно прошептала она. — Сейчас же
— Вот это верно, — сказал Лиланд Гонт. — И потом, экая важность ? Это всего лишь маленькая безобидная шутка. А если от нее и случится что-то серьезное — разумеется, этого не произойдет, по предположим, — кто тому будет виной?
— Алан, — прошептала она. Ее глаза беспокойно бегали, а руки нервно сжимались и разжимались. — Если бы он был здесь и поговорил со мной... Если бы он сам не отдалился от меня, не совал свой нос в то, что его не касается...
Слабый голосок снова попытался было заговорить, но Лиланд Гонт вырубил его, прежде чем он смог произнести хоть одно словечко.
— И это верно, — сказал Гонт. — А насчет того, что ты здесь делаешь, Полли, — ответ очень простой: ты платишь. Вот что ты делаешь, и вот все, что ты делаешь. Призраки тут совершенно ни при чем. И запомни одно, потому что это самая простая и самая чудесная сторона коммерции: как только за вещь заплачено, она принадлежит тебе. Ты ведь и не рассчитывала, что такая чудесная штуковина окажется дешевой, верно? Но когда ты расплатишься, она станет твоей. Ты вольна распоряжаться, как хочешь, с тем, за что ты заплатила. Ну а теперь ты так и будешь стоять здесь и слушать все эти старые испуганные голоса или сделаешь то, зачем пришла?