Самое страстное перемирие

Прошло больше месяца с тех пор, как она в последний раз видела Никоса. Месяц полнейшей изоляции. Но все же каждая мысль Кейт была о нем. Каждое утро она просыпалась с его именем на губах, ее сердце бешено колотилось от снов, полных страсти.

Тем не менее казалось, что ей в сердце воткнули иглу.

Никос выпрямился, сделал вдох и прыгнул в воду. Вода, как шелк, ласкала его напряженные мышцы. Он быстро поплыл туда, где горизонт начинал превращаться в жидкое золото.

Все дальше и дальше он плыл, концентрируясь на силе своих гребков, следующем вдохе, ощущении единения с морем. Приятно было стереть все, вот так сосредоточиться исключительно на том, чтобы как можно дальше отплыть от берега, оставить свою жизнь позади.

Но облегчение его было временным. Мышцы начали уставать. Никос наконец замедлился и перевернулся на спину, удивленный тем, как далеко он проплыл. Неохотно он повернул обратно к берегу. Нельзя было сбежать от самого себя.

Последние несколько недель он пробовал — бог знает, что он только ни пробовал, — но ничего не помогало. Ничто не могло избавить его от присутствия Кейт в его голове.

После отъезда из Лондона он вылетел в Афины, где располагалась штаб-квартира его компании. Снова он искал спасения в работе, заставил себя усерднее двигаться вперед, стремясь найти какую-то стабильность в переговорах или в тихой безопасности цифр и таблиц.

Но стабильность в его жизнь не приходила. Как бы он ни старался отвлечься, все мысли снова возвращались к Кейт.

Его реакция на эту фотографию в газете была резкой. Шок оттого, что он увидел ее такой, пересилил все рациональные мысли. Охваченный первоначальной яростью, он предположил, что Кейт должна быть в чем-то виновата, что она должна была подойти к этому парню или позволила ему подойти к ней, и все вышло из-под контроля.

Все его инстинкты кричали ему, что Кейт нельзя доверять, что она опасна, как бомба замедленного действия.

Но по прошествии времени разум утихомирил его инстинкты. Едва ли она стала бы заниматься сексом с незнакомцем на террасе паба, когда вокруг нее была толпа людей, включая Софию. Может, ему не стоило так бурно реагировать. Может, ему следовало послушать ее объяснение.

Но на самом деле что-то произошло, и это стало известно журналистам. И если греческие суды захотят в это поверить, это станет реальной угрозой для его опекунства над Софией.

Он сразу же связался с судом — якобы для того, чтобы узнать, как продвигается дело, а на самом деле, чтобы узнать, не изменилось ли настроение судьи. Никаких изменений в намерениях судебных органов не произошло, но он все равно продолжил общение. Он настаивал, что судебное слушание необходимо провести как можно скорее, чтобы ускорить процесс.

То, что опекунский совет не изменил своего решения, было маленьким утешением. Но этого было недостаточно. Он никак не мог избавиться от мыслей о Кейт.

Его смятение сказалось и на том, как он работал, и на обращении с его персоналом. Дело дошло до того, что его помощница недвусмысленно дала ему понять, чтобы он перестал вести себя как законченный идиот. Не то чтобы она сказала это напрямую, но он все понял.

Милая Мэдлин, которая работала с ним с тех пор, как он открыл свой офис, которая приносила домашнюю выпечку, которая приходила рано и оставалась допоздна, для которой не существовало проблем. Мэдлин, которая с гордостью преподнесла ему свадебный подарок в первый день его возвращения в офис — роман в красивой упаковке, который он все еще не решился открыть, и огромную открытку, подписанную всем его афинским персоналом.

Очевидно, она проиграла в пари на то, кто скажет шефу, что он стал невыносим. Поскольку именно она однажды нервно подошла к нему и предположила, что ему нужен перерыв в работе. Возможно, ему стоит ненадолго вернуться на Крит. Она сказала, что позаботится обо всем в офисе. Кого-нибудь другого он бы тут же уволил за наглость. Но, глядя в добрые, мудрые глаза Мэдлин, он обнаружил, что она права.

Она перевела его частный самолет в режим ожидания еще до того, как он вернулся к своему столу.

Выйдя на берег, Никос растер себя полотенцем и натянул шорты.

Отстраниться от Кейт, оставив между ними немного места, было правильным решением. Не стоило мучить друг друга дольше.

Но Кейт настояла на том, чтобы вся эта история затянулась. Она заставляла его говорить то, что он не хотел говорить. Она рассказывала о своем прошлом, хотя он не собирался сообщать ей о своем. Она даже пыталась убедить его, что находит его бедное состояние привлекательным, когда они оба знали, что это ложь.

Она пыталась заставить его показать ей свою боль, тогда как все, что он хотел сделать, — это показать ей свою силу.

Чем дольше Никос находился в компании Кейт, тем больше он осознавал, что ему грозит опасность. Он чувствовал, что слабеет, его с трудом завоеванная уверенность в себе исчезает.