Самое ужасное путешествие

Величайшая цель, какую могут поставить перед собой человеческие существа, это не такая химера, как устранение всего непознанного, а всего лишь неустанное стремление к тому, чтобы несколько раздвинуть границы нашей ограниченной сферы действия.

Хаксли

Начало зимы. Проблемы с транспортом. Мыс Эванс. Жизнь в нашем уютном доме. Скотт. Уилсон. Боуэрс. Содержательные лекции о льде, цинге и лошадях. Забота о пони. Цель нашего коллектива

Итак, мы вернулись в наш удобный дом. Чтобы отважиться на путешествие в Антарктику, может быть, и требуется большое мужество, но тем, кто уже там находится, нечем особенно гордиться. Провести год в доме на мысе Эванс, занимаясь исследованиями, – не больший подвиг, чем прожить месяц в Давосе, лечась от туберкулеза легких, или провести зиму в Англии в гостинице «Баркли».[78] Это просто самое удобное, что только может быть в данных условиях, оптимальный вариант.

В нашем случае оптимальный вариант был совсем не плох – по сравнению с аналогичными приютами в Арктике, наш великолепный дом выигрывал не меньше, чем «Ритц»[79] при сопоставлении с другими гостиницами. Как бы мрачно, холодно, ветрено ни было снаружи, у нас в доме неизменно царили уют, тепло и хорошее настроение.

И была масса текущих неотложных дел, а впереди нас ждали по крайней мере два похода первостепенной важности.

Я знаю, что Скотт был настроен весьма мрачно, когда уселся за маленький столик на зимовке и принялся составлять длиннейшие списки грузов и средних норм потребления для южного похода. «Конец полюсу», – сказал он мне,[80] втаскивая нас на Барьер с расколовшегося морского льда: из восьми пони, с которыми мы начали поход по устройству складов, шестеро погибли; пони плохо переносили походы в глубь Барьера – они с каждым днем теряли силы и вес; собаки возвращались из кратковременных вылазок настолько изможденными, что, казалось, они на грани гибели – все эти безрадостные факты не помогали планировать путешествие в 2900 километров.

С другой стороны, у нас оставалось десять пони, хотя двое-трое из них были в плачевном состоянии; мы понимали, что можно и нужно получше кормить и пони, и собак. Что касается собак, то исправить положение было просто: им выдавали слишком маленькие порции. С лошадьми дело обстояло сложнее. В привезенном корме преобладали тюки прессованного фуража. Теоретически он представлял собой корм превосходного качества, приготовленный из зеленой, пшеничной соломы. Уж не знаю, была ли то на самом деле пшеница, но ее питательные свойства не вызывали никаких сомнений. Пока мы кормили ею лошадей, они чахли прямо на глазах, так что в конце концов от них оставались кости да кожа. Бедные животные! На них жаль было смотреть.

В лице Отса мы имели человека, который успел кое-что позабыть из науки о лошадях, азы которой остальные еще только начинали постигать. Отнюдь не его вина, что пони не хватало корма и что мы потеряли многих лучших из них. Отс с самого начала считал, что в поход по устройству складов надо взять самых слабых животных, вести их по Барьеру, сколько они выдержат, а затем забить и заложить мясо в склад. Теперь Отс взял десятерых выживших пони в свои умелые руки. Некоторые из них были настоящие страшилища, особенно несчастный Джию, который, казалось, и шагу не в состоянии ступить, но, на удивление нам, доблестно проделал с уменьшенным грузом восемь ездок от лагеря Одной тонны – в общей сложности 380 километров. А вот Кристофер был человеконенавистником, какие редко встречаются среди лошадей. Запрячь его удавалось только предварительно повалив наземь; но и в лежачем положении он умудрялся лягнуть любого, кто приближался к нему без должных предосторожностей; сдвинуть его с места удавалось только совместными усилиями четырех человек, но уж коли он пошел, его не остановишь. В южном походе, на протяжении 200 километров, Отс и трое его товарищей по палатке, ведших других пони, были вынуждены шагать весь день, не останавливаясь на отдых и еду.