Самое ужасное путешествие

Принято считать, что супруги живут душа в душу, если ссорятся лишь раз в неделю; так, во всяком случае, утверждает мистер Бернард Шоу. Если я скажу, что с момента выхода из Англии и до возвращения в Новую Зеландию, то есть почти три года, мы жили вообще без каких-либо трений, то рискую навлечь на себя обвинения в лицемерии или сокрытии истины. Так вот, я осмелюсь заявить во всеуслышание, что ни того, ни другого в моих словах нет, я говорю сущую правду. Ну, если уж быть абсолютно точным, то признаюсь, что однажды видел одного участника экспедиции в очень нервозном состоянии. И все. Причем, помнится, длилось оно недолго и было обоснованным; в чем было дело, я забыл. Трудно сказать, почему нам в этом повезло больше, чем другим полярным путешественникам, но несомненно, что могучим миротворческим фактором было отсутствие свободного времени – нам просто некогда было ссориться.

Перед нашим отъездом многие говорили: «Вы там друг другу опротивеете. Что вы будете делать всю долгую темную зиму?» В действительности же трудность состояла в том, что мы не успевали переделать все дела. Офицеры после ночного дежурства, трудного и длинного, считали своим долгом на следующий день доделать то, что не успели за ночь. Днем ни читать, ни отдыхать не удавалось, в лучшем случае можно было выкроить для этого часок-другой после ужина. Рабочий день не был ограничен определенными часами, и обычно все трудились от завтрака до ужина.

Все члены нашего содружества страстно желали одного – получить научные результаты. Какой-нибудь юный пессимист, заядлый циник, возможно, удивлялся: с чего это группа здоровых и вовсе не глупых людей столь единодушно старается внести в общую мировую сокровищницу естественнонаучных и географических знаний свой, пусть небольшой, вклад, не видя в ближайшем будущем перспективы его практического применения? И ученые, и неспециалисты с равным рвением стремились выполнить задачи экспедиции.

Я думаю, что нас в этой деятельности поддерживала идея. Людям, которые не верят в то, что знание само по себе ценность, я не рекомендую вести подобный образ жизни. Пока мы не покинули цивилизованный мир, нас то и дело спрашивали: «Зачем вы едете? Там есть золото?» Или: «Там есть уголь?» Коммерческий дух нашего времени не видит пользы в чистой науке; английский фабрикант не заинтересован в изысканиях, которые в течение одного года не принесут ему прибыли, горожанину они кажутся пустой тратой энергии, непроизводительным трудом – воистину эти люди привязаны к колеснице повседневности.

Пока человек не откажется от этой точки зрения, ему нечего делать на дальнем Юге. Наши магнитные и метеорологические наблюдения еще имеют прямое касательство к торговле и судоходству; что же до остальных работ, то я действительно не представляю себе, какое применение они могут найти кроме того, что пополнят общую копилку сведений, лишенных прикладного значения. Тем не менее участники экспедиции видели глубокий смысл в том, чтобы открыть новую землю и новую жизнь, достичь Южного полюса, провести сложные магнитные и метеорологические наблюдения и широкие геологические изыскания, осуществить исследования во всех других областях науки, для которых мы были оснащены. Ради этого они были готовы переносить любые лишения, некоторые пожертвовали своей жизнью во имя этих идей. Без них в нашем маленьком сообществе не смог бы восторжествовать тот высокий дух, который в нем царил.

Спокойное течение нашей жизни объяснялось главным образом терпимостью и увлеченностью членов нашего коллектива; и все же вряд ли бы нам удалось избежать трений, отравлявших существование других экспедиций, если бы не высокие нравственные качества некоторых людей, которые подавали пример своей самоотверженной напряженной работой.

При всех своих тяготах это была хорошая жизнь. Вернувшись с Барьера, мы дружно его проклинали и уверяли друг друга, что нет такой силы, которая заставила бы нас посетить его еще раз. Но сейчас мы часто вспоминаем Барьер с его чистой жизнью под открытым небом, с запахом примуса, здоровым крепким сном. Как часто нас вводят в заблуждение воспоминания – память человека удерживает лишь половину происходящего.

Мы забыли – или почти забыли, – как утрата крошек от галет вызывала обиду на целую неделю; как самые близкие друзья до того раздражали друг друга, что из опасения поссориться не разговаривали по несколько дней; как мы сердились на повара, преждевременно израсходовавшего недельный рацион; как все заболели от переедания после первых же обильных трапез; как волновались за товарища, когда он захворал в сотнях километров от дома, а пурга мела две недели подряд и не найди мы в пургу склады – все погибли бы от голода. Зато мы помним возглас «Привал!», обещавший чашку чая, а затем еще восьмикилометровый переход; чувство товарищества, охватившее всех к концу ужина после того, как мы благополучно одолели трудный участок с трещинами; маленький кусочек плам-пудинга по случаю Рождества; песни, которые мы распевали, ведя под уздцы пони по Барьеру.