Самое ужасное путешествие

После обеда каждому надлежало произнести речь, но Боуэрс вместо этого притащил замечательную рождественскую елку из лыжной палки и щепочек бамбука с прикрепленными к ним перышками; елку украшали свечи, сласти, консервированные фрукты и очень смешные игрушки из запасов Билла. Титус получил три подарка – губку, свисток и пугач, настоящий пугач, при нажиме на курок стрелявший, – и был очень доволен. Весь остаток вечера он приставал с вопросами: «Вам не жарко?» – «Нет, не жарко». – «Жарко, жарко!» – и губкой обтирал вам лицо. «Сделайте милость, упадите после выстрела», – попросил он меня и принялся расстреливать всех по кругу; а между выстрелами еще свистел в свисток.

Он пошел танцевать мазурку с Антоном, который мог бы затмить весь русский балет, и Антон без конца извинялся за свою неуклюжесть. Понтинг показывал диапозитивы о нашей жизни в Антарктике, многие из которых раскрасил Мирз. Появление каждого такого кадра встречалось возгласом: «Кто это его так раскрасил?» – «Мирз!» – звучал ответ – и раздавался взрыв хохота. Понтингу не давали рта раскрыть. Принесли молочный пунш, и Скотт поднял тост за восточную партию, а Клиссолд, повар, предложил выпить за доброе старое натуральное молоко. Титус выстрелил вверх и заорал: «Этот выстрел я посылаю – как это у Гомера? – в небесную лазурь, то есть к Эребусу!» Когда мы легли спать, он спросил: «Черри, вы отвечаете за свои действия?» Я сказал, что да, отвечаю, на что он громко свистнул в свисток. Последнее, что я помню, это Отс будит Мирза и спрашивает, свободно ли его сердце.

Прекрасный был праздник.

С тех пор прошло пять дней, и вот наша троица, из которой, во всяком случае, одному страшновато, стоит на льду залива Мак-Мёрдо, тяжело переводя дух и обливаясь потом. У нас двое саней, связанных цугом, на них нагромождены вещи – спальные мешки и лагерное снаряжение, провиант на шесть недель, ящик с оборудованием для хранения образцов в спирту. А еще мы везем киркомотыгу, ледорубы, страховочную веревку, большой кусок уиллесденского брезента и настил для пола. Два часа назад при виде саней Скотт не без удивления поинтересовался, указывая на шесть бачков, притороченных ко дну вторых саней: «Билл, зачем вам столько керосина?» Для такого похода у нас и впрямь невероятно тяжелый груз – 127 килограмм на человека.

Сейчас полдень, но темно – хоть глаз выколи – и совсем не жарко.

Пока мы отдыхаем, я возвращаюсь мыслями к душной затхлой конторе на Виктория-стрит, месяцев на пятнадцать назад. «Едемте с нами, – сказал мне Уилсон, а потом: – Я собираюсь отправиться зимой на мыс Крозир изучать эмбриологию императорских пингвинов, но не очень об этом распространяюсь – вдруг ничего не выйдет». Ура! Это намного заманчивее конторы на Виктория-стрит, работа в которой, по мнению врачей, вредила моему и без того плохому зрению: люди на противоположной стороне улицы виделись мне расплывчатыми движущимися пятнами. Билл поговорил со Скоттом, и тот согласился меня взять, если я готов рисковать самой жизнью. Я был готов ко всему.

После похода по устройству складов мы однажды пересекали на мысе Хат чертовски скользкий обрывистый склон, с которого, мне казалось, я в один прекрасный день непременно слечу в море, и Билл спросил, согласен ли я его сопровождать и если да, то кого взять третьим. Третья кандидатура ни у меня, ни у него не вызывала ни малейших сомнений, и в тот же вечер мы сделали Боуэрсу соответствующее предложение. Он, конечно, безумно обрадовался. И вот мы стоим в заливе Мак-Мёрдо. «Это зимнее путешествие – очень смелое предприятие, но его затеяли настоящие люди», – записал вечером Скотт в дневнике.

22 июня. День зимнего солнцестояния.

«…Боуэрс вместо этого притащил замечательную рождественскую елку из лыжной палки и щепочек бамбука с прикрепленными к ним перышками; елку украшали свечи, сласти, консервированные фрукты и очень смешные игрушки из запасов Билла».

Боуэрс, Уилсон и Черри-Гаррард перед походом

Не знаю, так ли это. Относительно Билла и Бёрди сомнений, конечно, нет, что же касается третьего, то, возможно, лучше подошел бы Лэшли. Но Билл был против участия моряков в подобных походах: «Они не умеют заботиться о себе и не станут следить за одеждой». Между тем Лэшли был незаменимый человек. Эх, если бы Скотт пошел к полюсу вчетвером и четвертым взял Лэшли![89]

Что за предприятие наш поход? Почему эмбрионы императорского пингвина так важны для науки? Зачем трем путешественникам в здравом уме понадобилось в разгар зимней ночи совершать вылазку на мыс, который прежде посещали только в светлое время года, да и то преодолевая очень большие трудности?