Их жертвой стал третий пингвин, холостяк, которому улыбнулось счастье – наконец-то он сможет обзавестись подругой. Со скоростью, на какую только были способны его коротенькие ножки, он метался взад и вперед: вытаскивал из покинутого гнезда камень, относил к скале и спешил за следующим. А на этой самой скале спиной к нему стоял мой знакомец. Он, как только холостяк клал камень и снова убегал за добычей, соскакивал, хватал клювом камень, обогнув скалу, отдавал его жене и опять занимал свою позицию наверху (спиной к холостяку), причем все это с такой быстротой, что за это время не успеешь сказать «косатка». Изредка он поглядывал через плечо – не лежит ли уже наготове новый камень.
Я наблюдал за ними минут двадцать. И все это время и сколько-то времени до меня несчастный холостяк приносил камень за камнем. А они исчезали. Один раз он замер с удивленным видом, взглянул вверх и чуть ли не вслух выругался в спину моего знакомца, но тем не менее, не теряя времени даром, повернулся и во весь дух помчался к гнезду. Ему и в голову не пришло, что, может, лучше остановиться. Я замерз и пошел своей дорогой, а пингвин продолжал бегать.
Жизнь пингвина Адели, как ничто в мире, далека от христианских заповедей. В ней побеждает тот, кто сильнее. У благочестивого пингвина не было бы ни малейшего шанса выжить. Посмотрите, например, как они идут купаться. Возбужденной гурьбой в пятьдесят – шестьдесят птиц собираются они у кромки припая, заглядывают в воду и убеждают друг друга, как приятно будет окунуться и какой прекрасный обед их там ждет. Но это чистейшее лицемерие – на самом деле их гложет страх: не подстерегает ли поблизости морской леопард первого, кто нырнет. По канонам нашей морали истинно благородной птице следовало бы сказать: «Я пойду первой и если буду убита, то во всяком случае умру самоотверженно, положив живот за други своя»; и со временем все благородные птицы погибнут. В действительности же происходит нечто иное: вся компания уговаривает наиболее слабого духом пингвина нырнуть, а если он не поддается на уговоры, поспешно принимает закон о воинской повинности и сталкивает его в воду. А уж после этого – плюх! – в беспорядке кидаются и остальные.
Яйца родители насиживают по очереди, нередко можно увидеть, как, отсидев свою многодневную вахту, отцы с грязными грудками ковыляют к морю. Может пройти две недели, прежде чем они возвратятся, сытые, чистые, довольные жизнью и полные решимости приступить к своим отцовским обязанностям и сменить жен. Но вот беда! Навстречу попадаются те, кто только идет купаться. Останавливаются, здороваются… Ах, может, приятнее вернуться, да и какое значение имеет день-другой! И они возвращаются; чистые, вместе с грязными, снова идут на берег. Вот тогда-то они и изрекают: «Женщины – чудные создания!»
Их жизнь слишком трудна для того, чтобы в ней оставалось место для таких добродетелей, как братская любовь, добрые дела, милосердие и дружелюбие. При спаривании побеждает самый ловкий вор, при гнездовании – супружеская чета таких воров. Длинной сплошной колонной, прошивающей линию горизонта, двигаются они по морскому льду от открытого моря. Одни идут, как люди, ногами, другие скользят на блестящих белых грудках, как на санях. После продолжительного перехода их клонит ко сну, а затем самцы стараются внедриться в переполненную и без того колонию, чтобы подыскать себе супругу. Но прежде кавалер должен найти или украсть камень, заменяющий пингвинам наши бриллианты. Этих черных, серых, красновато-коричневых камней лавового происхождения с включениями кристаллов мало, причем больше всего у Адели ценятся те, что величиной не уступают голубиному яйцу. Пингвин запасается таким сокровищем и кладет его у ног своей избранницы. Если она благосклонно принимает дар, он старается украсть еще. Она же их ревниво оберегает, но и сама не упускает случая стащить что-нибудь у ближайших соседей. Пингвин, не умеющий драться и ловко воровать, не сможет выстроить хорошее высокое гнездо и отстоять его. Налетит пурга, за ней последует оттепель. Да, да, иногда на самом морском берегу, где выводят птенцов пингвины Адели, наступает оттепель, и тогда у сильных и лишенных христианских добродетелей яйца сохраняются, а у слабых – протухают. Только в высокой прочной куче камней они могут выдержать пургу наподобие той, что разыгралась в декабре 1911 года и полностью засыпала колонию: гнезда, яйца, родителей – все.