Самоидентификация

Молчит. Смотрит в окно.

- Постоянно? – киваю в сторону комнаты.

- А что я могу сделать, - пожимает плечами. – Врачи говорят, нельзя, а ему разве докажешь.

Киваю. Провожу ладонью по лицу. Мелкая морось на окне. Когда я только приехал в метрополию, мать отправляла мне деньги, потому что знала, что я уехал учиться, и у меня в кармане ни гроша, и мне может быть хреново. Возможностей для заработка в большом городе всегда немеряно, и я старался тянуть, что мог. Только большого везения не было, и меня пару раз прилично киданули на деньги, но жил я не на съеме, а в общаге, и с голоду подохнуть не вышло. В итоге, те же деньги, что отправляла мне мать, я в какой-то момент стал отправлять обратно, приписывая и договаривая в телефонных разговорах, что все пошло на подъем, и что мне попалась удачная стажировка. По факту, до реальных финансовых подъемов было далеко, и я перезанимал, чтобы не похудеть в минус и отправить матери немного больше, потому что знал, что она была не только отправителем денег, но и первоисточником. Она работала всегда. Отец, как это ни печально, всегда был забулдыгой. До какого-то периода он работал и приносил деньги, потом у него был основательный, многомесячный загул, и стоял вопрос о разводе, но после долгих пересудов все наладилось. И уже через какое-то время благополучного сосуществования, он, выйдя на пенсию, практически отказался работать. Брал какие-то заказы по ремонту машин, время от времени пропадал в гараже, где, мне кажется, было больше водки, чем машинного масла и бензина. И то, как сейчас сложилась их с матерью жизнь, у меня удивления не вызывает. Говорить с отцом? Никакого толку. Как-то заставить его пересмотреть отношение? Вряд ли выйдет. Он был прощен после того, как несколько раз избил мать, когда я был совсем мелким. Был прощен после жутких затяжных блядок и залета какой-то телки из другого региона, на аборт которой ему пришлось скинуться с двумя другими коллегами, которые драли ее в одну ночь. Все это было непонятно и недоступно мне, когда я был ребенком и подростком, но сейчас я осознаю масштаб тех деяний, что совершил когда-то отец, и мне искренне жаль мать, но она, видимо, не могла действовать иначе. Не могла уйти. Да и путей было немного. Видимо. Отец стар. С него ничего не спросить. Да и желания нет. Выбор сделан для каждого.

- Позже…- запинаюсь, потому то мне вдруг кажется неуместным то, что я хочу сказать.

Мать вопросительно смотрит на меня.

- Нет, ничего такого. Ты-то как себя чувствуешь? По телефону все не поймешь…

- Да, нормально. Спину вылечила, болей больше нет. Тебе спасибо, сам знаешь.

- Чушь, - отмахиваюсь. – Главное, что у тебя все нормально.

- Я скучаю иногда так… - мать вздыхает. – Хотя, прости, это не надо говорить.

- Я редко звоню, - констатирую факт, тупо вперившись в потертую скатерть. – Обнови квартиру. Здесь тускло. Тебе нужно больше света. Хочешь, я сам организую ремонт? Найму ребят, и…

- Нет, Димочка, я все сделаю. Деньги твои лежат, я на следующей неделе поговорю со знакомыми, тут ходят мастера…

- Таджики что ль?

Мать пожимает плечами.

- Да, какая, в сущности, разница?

- Есть разница, - бурчу, хотя мне, по большому счету, безразлично, кто тут будет проводить ремонт.

- Ну, не знаю, - мать качает головой, и я обращаю внимание на покраснение на ее шее; нервы; гормоны? «Щитовидка»?

Отец возвращается на кухню. Вроде как бодрый, подтянутый, почти не прихрамывая, хотя это в его привычке.

- Ну что, какие планы-то на отпуск, Димка?

Делает вид, как будто ни в чем ни бывало. Как будто не понимает, что, наиболее вероятно, меня интересовало. Безмерно тактично. Мерзко.

- Да так, пройдусь. Пообщаюсь. И все. Ничего серьезного.

Говорю осторожно, обрывочно, выбирая слова. Пожимаю плечами.

- Ты, наверное, не спал всю ночь, в дороге был – тебе бы отдохнуть, - вздыхает мать.

- Не, мам, я нормально выспался перед отъездом. Разбудил вас только рано, да? – немного рассеянно.

- Да что ты, мы уже вовсю проснулись, - махает рукой отец. – Может, все-таки покушаешь-то с дороги?

- Да нет. Вообще, я бы побыл у вас немного и прошелся кое до кого…

- Ну, ты хоть к Жорке-то зайди, постарайся, - хорохорится отец. – Сто лет не виделись.

- А он все еще здесь? – удивленно вскидываю брови и понимаю, что сболтнул лишнего, что это звучало довольно оскорбительно, но никто не подает вида, только мать уводит взгляд в окно.

- Ну как-то, - отец разводит руками и кладет их в карманы темно-синих спортивных штанов; правый карман подшит.

- Я у вас заночую?

- Господи, а куда ж ты еще собрался? Конечно, - мать заметно нервничает от этой реплики; покраснение выросло. – Во второй комнате, постелю тебе.

- Как в лучших домах Лондо’на, - широко улыбается отец.

Я подумывал прихватить с собой бутылку «белой кобылы», но почему-то в последний момент поставил ее обратно на полку. Сейчас я понимаю, что так лучше. Отца не узнать. Отец спивается. Мать почти та же, только слабее, старее, чувствительнее.