Майкрофт и Грегори сели на поезд и поехали на тот холм за город, отметить победу в своем самом любимом в мире месте, под ясенем, где они впервые поцеловались.
Майкрофт прихватил с собой бренди, и они пили прямо из бутылки. Майкрофт рассказывал истории о битвах и геройстве. Грегори слушал и наблюдал за тем, как деревья колышутся на легком ветру.
— Ты не празднуешь, — сказал Майкрофт, хмурясь.
Грегори покачал головой:
— Я не могу.
— Да почему нет? Мы ждали этого дня столько лет.
— Мы слишком многих потеряли, — ответил Грегори. — Потеряли слишком много. Нечего праздновать. Те, кто погиб. Они не праздновали свой конец, так ведь? И кажется неправильным праздновать сейчас. Мир все еще вертится, а что меняется?
— Ничего не меняется, — уступил Майкрофт, голос его был тих. — Мы так же свободны, как были год назад. Десять лет назад. Но в Европе есть люди, которые познали свободу впервые в жизни. Они пробуют на вкус воздух, обживают земли, которые когда-то принадлежали агрессорам, а теперь принадлежат им. Открываются врата. Распространяются идеалы и надежда. Разве тебе это безразлично?
Грегори размышлял над этими словами пару секунд, покусывая изнутри щеку.
— Нет, не безразлично, — согласился он. — С каких пор ты смотришь на все это с оптимизмом?
Майкрофт улыбнулся ему.
— Мы выжили. Мы потеряли наш дом, и это был, конечно, удар. Но мы выжили. Как-то так вышло, что вопреки этим невероятным обстоятельствам ты все еще рядом со мной. Не знаю, отчего мне так повезло.
Грегори помолчал и наклонил голову.
— Знаешь, что я только что заметил?
— Что?
— Ничего.
Майкрофт вопросительно посмотрел на него.
— Я не понимаю.
Улыбка Грегори стала только шире.
— Тихо, Майкрофт. Я не слышу самолетов.
Майкрофт посмотрел в голубое небо.
— Нет, — прошептал он. — И я не слышу.
И в безмолвии и тишине сельской местности, скрытые от чужих глаз под сенью дерева, они поцеловались.