Самопревосхождение

Улица Зодчего Росси, на которой мы оказались сразу после выхода из дома, привычно встретила нас ритмичными повторами зрительно расширяющихся в пространстве желто-белых строений классически-строгой архитектуры. И ещё: едва осознаваемым ожиданием появления на ступеньках знаменитой Вагановской Академии юных служительниц Терпсихоры, стройных тоненьких девочек, полётно двигающихся своей особой балетной походкой и грациозно покачивающих в такт шагам и речам гладко зачёсанными головками на длинных шеях. Удивительно, но они действительно появились, эти девочки, – и мы с Захарией понимающе улыбнулись друг другу.

– Partie de pleaisir – «лёгкой походкой по лёгкой тропе», – с удовольствием отметил Захария и обратил моё внимание на Илью, резко остановившегося и заворожённым взглядом провожающего быстро исчезающую за поворотом стайку тех, чья женственная прелесть так разительно отличалась от его собственной мужающей природы и уже начинала ему раскрываться.

– Зачем ты остановился? Пойдём! – Ваня стоял рядом и нетерпеливо дёргал его за рукав. Захария смотрел на Ванечку, но обращался ко мне:

– Однажда принцесса тоже придет.

– Ну, не знаю… Я бы хотел, чтобы его детство не сокращалось, даже по такой причине.

– 30 минут счастья, преимущественно в детские годы – у Бунина и пять минут у Гёте? Вы об этом? – Захария весело смотрел на меня своими большими выразительными глазами.

– Думаю, здесь наши гении всё-таки слукавили, – усмехнулся я и добавил в ответ своим собственным размышлениям: – да и Ваня растёт такой норовистой лошадкой, которая скачет аллюром сама по себе, не оглядываясь назад и, если честно, неведомо куда.

Мальчики подождали, пока мы подойдём ближе, потом снова побежали вперёд, крикнув на ходу:

– Мы будем в Катином саду!

Захария приветливо помахал им рукой. До начала концерта оставалось ещё больше часа и мы вдвоём, обогнув Александринский театр, стали не спеша прогуливаться вдоль его фасада, время от времени задерживаясь у афиш, вывешенных на стене.

– Давненько я здесь не бывал, – задумчиво произнёс Захария.

– А хотелось бы?

– Конечно! – Он оживился. – Но ещё больше хотелось бы здесь поработать. – Он указал на афиши. – Вы только посмотрите: «Маскарад. Воспоминание будущего»; «Литургия Zеro». А на малой сцене: шоу «Сны Шекспира» – проект международного фестиваля «Петроджаз»; «Кино в театре» и фильмы Такеши Китано; кавергруппа «Сестра Петра»… Представляете, какие удивительные декорации можно создать к таким спектаклям!

– Но ведь они, наверное, уже созданы, если постановки вошли в репертуар, – машинально ответил я.

– Как вы не понимаете? – с несвойственной ему горячностью воскликнул Захария. – Всегда можно создать другие… – Он остановился и внимательно посмотрел на меня. – Да вы не слушаете, голубчик.

Я и сам чувствовал, что был напряжён и не слишком разговорчив, вероятнее всего, из-за предстоящей вечером неминуемой встречи и объяснении с Алиной. Однако, несмотря на всю свою отрешённость, успел заметить, что Захария поколебался, прежде чем решился спросить:

– Сегодня я видел Алину, когда она привозила Ваню. Она очень изменилась, не правда ли? – Он помолчал и добавил. – Я даже не сразу её узнал.

– Да, изменилась, и не один раз… – Я тоже замолчал, но так как Захария принадлежал к тем немногим людям, с которыми я мог быть хотя бы отчасти откровенен, вскоре продолжил:

– Сначала – после того, как произошло то, что произошло, – она, в основном, пребывала в состоянии агрессивной защиты-нападения. Словом, взяла неправильный, абсолютно неприемлемый для меня тон. И мы перестали общаться. Вообще. Я даже думал, навсегда…

Захария спокойно шёл рядом и слушал меня, не перебивая, а я старался, по возможности, выбирать выражения и не злоупотреблять расхожими клише, типа: «люди не любят тех, кому они причинили зло» etc. Но и без подобного рода сентенций, конечно, не обошлось.

– После того, как прошло какое-то время, Алина поняла, – я повернулся к Захарию, – так мне, по крайне мере, хотелось бы думать, – поняла или кто-то ей подсказал, не знаю, что по-настоящему заинтересованы в её судьбе и продолжают её поддерживать лишь очень немногие люди, в основном, из ближнего окружения, – не желая зла и не думая о выгоде.

– Нетрудно догадаться, кто именно, – улыбнулся Захария, и я кивнул в ответ:

– Да, в первую очередь, её свекровь, моя мама, Екатерина Дмитриевна, а с нею и лучшие друзья дома – Арсений, Ася…

– …то есть, как раз те, – добродушно добавил Захария, – кого она не слишком-то жаловала прежде и с настойчивостью, достойной лучшего применения, стремилась найти соринки в их глазах.

– Откуда вы это знаете? – искренне удивился я, помня, что Захария редко пересекался с Алиной.

– Видите ли, Ника, с вами в таком духе говорить о Екатерине Дмитриевне и её старинных друзьях она бы не рискнула, поэтому искала других конфидентов, возможно, чтобы таким своеобразным способом утвердить себя в новом окружении и, пусть ненадолго, заглушить голос комплекса неполноценности.

Захария вопросительно посмотрел на меня и осторожно добавил: