Самопревосхождение

Екатерина Дмитриевна, ваша матушка, не так давно весьма одобрительно заметила, обозрев выбираемые вами издания, что вы, судя по всему, «подсели на чтение», если учесть, что разброс по времени создания и появления этих сочинений исчисляется уже не сотнями, а тысячами лет.

—

Мне она только сказала, что я стал похож на отца.

—

И это тоже.

Я внимательно смотрел на Захарию и видел, что он не просто доволен, но чем-то очень взволнован, хотя и пытается это скрыть.

—

Ну, рассказывайте, не томите.

—

Вы правы. У меня для вас есть три новости, и все три – хорошие. Во-первых, не зря я так люблю грешников! – Он весело улыбнулся, и в его карих глазах, в глубине зрачков, засверкали золотые искорки. – Они, на мой взгляд, – да и не только на мой, – гораздо перспективнее праведников, а порою преподносят такие сюрпризы любо-дорого посмотреть.

Захария на несколько секунд отвлёкся, затем убеждённо произнёс:

—

Прежде чем подняться вверх, человек спускается вниз, и пока он полностью не преодолеет в себе самом свой собственный ад, путь на Небеса ему заказан. Так говорят те, кто прошёл испытания и кого мы привычно называем «просветлёнными», «заново» или «дважды рождёнными».

И вы полагаете такое сравнение уместно?

Он пожал плечами:

—

«Что наверху, то и внизу». – Захария молодо, гибко обернулся ко мне. – Итак, продолжим. Во-вторых, к счастью, мы с вами во многом ошиблись в отношении Алины, оказались в чем-то неправы, а то и вовсе несправедливы. А в-третьих…

—

Так вот какого вы мнения о нас! – перебил я его, усмехаясь. – И это вы называете «хорошие новости»?

—

Конечно! Потому что, если всё не так плохо, как на первый, второй и третий взгляд представляется, – то это не может не радовать нормального человека. Не будете же вы застревать на прошлых заблуждениях, тем более уже погибших и похороненных?

—

Не буду. – Мне тоже стало весело. – А теперь давайте подробности.

—

Подробностей не будет. Скажу лишь главное. – Захария задумчиво и серьёзно смотрел на меня. – Удивительно, но её раскаяние относится не только к вам, а в ещё большей степени к Софье Алексеевне, Екатерине Дмитриевне, к Асе с Илюшей и даже, как ни странно, ко мне. Вернее, не только раскаяние, но и появившееся у неё стремление пересмотреть своё отношение ко всему вашему окружению, увидеть этих людей заново, пусть ещё не в полный рост, но уже и не в кривом зеркале. Я рад.

Захария замолчал, потом стал опять улыбаться и посверкивать глазами.

—

А знаете, Ванечка настолько талантливо руководит Алиной, что, клянусь, она этого даже не замечает. Меняется и думает, что она сама всё делает! В педагогическом смысле это просто замечательно!

«Супер!» – как говорит молодняк.

Захария энергично взмахнул руками:

—

Да и мы, надо сознаться, ничего такого от него не ожидали – в этом-то возрасте! Он ведь ещё только в первый класс пойдёт, да? – Я кивнул, а Захария продолжил. – Так на чём я остановился?

На пункте третьем.

—

Третий пункт подождёт.

Захария встал и торжественно выпрямившись, произнёс:

—

Я хочу сейчас сказать самое главное. Оно заключается в том, что Алина вас по-прежнему… Нет, – прервал он себя, – не так! Не по-прежнему, а заново, не знаю, как точнее сказать, словом, она вас любит…

Произнеся эту фразу, Захария смущённо отвернулся, помолчал, а потом тихо спросил:

—

А вы? Вы любите её?

Я тоже встал и ответил честно, не избегая его взгляда, напротив, прямо глядя ему в глаза:

—

В том смысле, как она это понимает, – нет, не люблю. Но… – Да, да! – воскликнул Захария. – Она знает!

Он отошёл от меня в конец комнаты.

—

Знает, что вы не бросите их с Ванечкой, не разведётесь с нею и будете заботиться столько, сколько потребуется.

Он снова замолчал, а потом добавил, и мне послышались в его голосе сочувственные нотки:

—

Ну, а потом? Когда необходимость в заботе отпадёт? Что будет с вами потом?

Я не ожидал этого вопроса, но снова ответил абсолютно искренне:

—

Ни сейчас, ни потом я не намерен заводить семью. Все мои планы связаны с тем, что я буду жить один, а это, как вы понимаете, совсем другая история и другой образ жизни.

—

Наедине с миром и с Богом? – грустно промолвил Захария.

—

Не совсем то, что вы подумали. Но если отбросить высокопарный стиль, то «да» – наедине с людьми, природой и всем миром. Подробностей тоже не будет, по крайней мере сейчас.

Захария вернулся ко мне, опять сел в кресло напротив и тихо заметил:

—

Надеюсь, вы понимаете, что делаете. И то, что многие вас не поймут.

А это и не требуется, – спокойно ответил я и повторил свой прежний вопрос:  – так что там всё-таки с «пунктом три»?

—

О-о! Здесь всё очень неплохо, – охотно откликнулся Захария. – Алина поступила на отделение социальной психологии и одновременно осваивает различные спецкурсы. Последний, насколько я понял, связан с арт-терапией, так что умение рисовать ей весьма пригодилось.

Теперь уже Захария не просто сидел, но с удовольствием поглаживал Еву, которая только что вошла в комнату, сначала потянулась к нему через кресло и лишь получив ответный сигнал, мягко вспрыгнула ему на колени.

—