– Сколь бы образованным, – говорил далее Пётр, – в привычном значении слова, ни был человек, ему не понять Евангелий без особых на то Знаний, которыми овладевают ученики в специально создаваемых для этого условиях. Не случайно разные люди обнаруживают в Четвероевангелии разные смыслы. Более того, каждый отдельный человек по мере изменения уровня своего сознания и состояния души также извлекает из него разные смыслы. В результате и Царство Небесное, и Страшный суд, и Страстная неделя – у каждого свои.
– Да, я знаю, – обернулся он, отвечая на мой молчаливый вопрос, – представители церкви не жалуют само слово «эзотеризм», хотя понятие – «эзотерическое знание» – как то, что хранится в тайне от непосвящённых и открывается лишь избранным, ибо связано с самыми важными явлениями (а именно, устройством Мира и Вселенной, «того» и «этого» света, смыслами человеческого существования и т. д.), очевидно, не вызывает ни у них, ни у нас, светских людей, какого-либо противоречия.
Пётр достал смартфон и открыл нужный текст.
– Посуди сам, как можно ещё толковать эти строки, обращённые к ученикам, кроме как открытием «скрытого знания».
Вам дано знать Тайны Царства Божия, а прочим в притчах, так что они видя не видят и слыша не разумеют.
(Лука, VIII, 10).
Ибо огрубело сердце людей сих, и ушами с трудом слышат, и глаза свои сомкнули…
Ваши же блаженны очи, что видят, и уши ваши, что слышат;
Ибо истинно говорю вам, что многие пророки и праведники желали видеть, что вы видите, и не видели, и слышать, что вы слышите, и не слышали.
(Матф., XIII, 15-17)
– Разумеется, – продолжал Пётр, – в Писании есть множество мест, показывающих трудность, исключительность понимания истины, а также то, что должны сделать люди, чтобы приблизиться к ней, и что им не следует делать, то есть, что может им помочь или помешать в этом деле. В частности, раскрываются особые методы и правила работы над собой, опять же в специально созданных исключительных условиях, – и многое, многое другое, не менее поучительное.
– Но сейчас я не об этом, – добавил Пётр, отключая и пряча телефон, и на лице его появилась знакомая мне обаятельная улыбка. – Да ты и сам можешь всё прочитать. А если не прочтёшь, так додумаешь. Сам знаешь, как это делается.
И он засмеялся, как-то совсем по-детски закинув голову назад.
Я не мог не улыбнуться ему в ответ.
– Ну, и в чём же мораль? Сделать «тайное» – «явным»? Пётр покачал головой:
– Нет. Мы это уже проходили. К сожалению. С искажениями, упрощениями и – «на продажу». Отсюда и томление духа…
– Тогда что же ты хочешь?
– Скорее не хочу. Не хочу, чтобы «тайное» превращалось в «лже-явное». По крайней мере, для тех, кто хоть что-то понимает.
– И ты знаешь, как это можно сделать? – зачем-то спросил я, будучи совершенно уверенным, что ничего сделать в этом отношении невозможно.
–
Пётр задумался, но ненадолго. Потом убеждённо произнёс:
—
Быть более бдительным, чтобы отличать доброе семя от плевел. Пока только так.
«Немного же», – подумал я, но промолчал. А Пётр, будто услышав, добавил то, что сразу вызвало у меня взволнованный отклик:
—
И ещё. «Надо быть вечно на пути в Дамаск».
Я даже пропустил несколько последующих его размышлений. Когда же включился снова, он уже говорил о другом:
—
Не стоит открывать непростые истины всем без разбора. Ибо есть люди, для которых они недоступны и в сущности бесполезны. Так что, к сожалению, следует признать: всегда будут те, кто недостоин свободы. «Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас». (Матф., VII, 6) – Да… – протянул я. – Круто.
—
А ты думал, что религия Христа только кротка, смиренна и великодушна? Нет! Она ещё и смела, и сурова, и отважна. Потомуто и имеет право утверждать поистине космические законы, до сих пор непостижимые для большинства. Слушай: «…Ибо кто имеет, тому дано будет и приумножится; а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет…» (Матф. XIII, 12). И ещё есть немало равных этому откровений.
—
Это жестоко, – непроизвольно вырвалось у меня. – И разве, выражаясь твоим же языком, не для всех существует надежда на Возрождение и Превосхождение себя, хотя бы на пути в тот же Дамаск, что бы мы ни вкладывали в эти слова? Иначе жизнь станет сплошным страданием и адом.
—
Страдание, и боль, и ад мы постоянно носим в себе – это тоже часть нашего мира, – спокойно ответил Пётр. – А всякое препятствие – «на пути в Дамаск», – не грех повторить такое выражение и в третий раз, не правда ли? – засмеялся он, – это ещё и рождение новых возможностей.
Пётр несколько раз выпрямил спину, снял очки, чтобы протереть стёкла, но, в отличие от большинства близоруких людей, которые в этот момент выглядят совершенно беззащитными, показался мне ещё выше и увереннее, чем прежде.
—