Самопревосхождение

Голос Софьи Алексеевны звучал всё глуше и всё менее отчётливо, а потом и вовсе пропал. Зато подключились другие голоса – мамы и Арсения, причём, память дала сигнал, что разговор шёл совсем недавно, хотя и о тех же далёких временах.

– При всей своей хрупкой женственности, Сонечка всегда умела «держать удар». – Арсений сидел на нашей уютной кухне, и почтение, сплетённое с печальными нотами воспоминаний, ничуть не мешало ему получать удовольствие от кулинарного мастерства мамы и искренне благодарить её за это.

– Никто не мог справиться с этой бедой, а она смогла. – Мама задумчиво смотрела не на нас с Арсением, а в глубину ушедших лет. Привычно сложив руки под подбородок, она повернулась к Арсению:

– А ты помнишь, что она тогда придумала?

– Придумала, открыла, изобрела и… победила! Помню, конечно.

– Представляешь, Ник, – улыбнулась мама, – она сначала «заразила» себя этой самой «психоделикой»…

Мама увидела, как я вздрогнул, и поспешила успокоить:

– Нет, нет, только в воображении! Но она сделала это настолько искренне и так правдиво вошла в роль, что начинающие любители острых ощущений сразу ей поверили и пошли туда, куда она их позвала.

– Ещё бы! – воскликнул Арсений. – Я тоже поверил, хотя, в отличие от них, не возрадовался, но ужаснулся. А она отважно зашла «на их поляну», чтобы понять (или уже поняв?), что их так пленило, и постаралась честно, как всё, что она делала, прочувствовать эти невероятные, «неземные», как они утверждали, ощущения.

– Какие ощущения? – тихо спросил я, ближе придвигаясь к Арсению.

– Что? Интересно? – он с усмешкой смотрел на меня, вовсе не требуя ответа. – Вообще-то, история наркотиков стара, как мир: на неолитических рисунках и у древних индейцев в руках галлюциногенные грибы; на Элевсинских мистериях, ежегодно проводимых в Древней Греции, экстатические состояния достигались тоже известно каким способом; индийские Веды недвусмысленно прославляют в гимнах сому, и т. д. …вплоть до наших дней.

– Однако, если с середины XIX века и начала XX, – встревоженно подхватила мама, – это был знак элиты и «болезнь удовольствий»: Теофиль Готье, Шарль Бодлер, Бальзак, Дюма, немалое число представителей нашего «Серебряного века»…

– Да уж, эпоха была блудная, – собрав свои замечательные морщинки, перебил её Арсений, – как всегда, много «тюрем» и «свобод», так что было куда совершить побег.

– Но инстинкт самосохранения работал по-прежнему, как часы! – не уверен, насколько убеждённо, но явно протестуя заметила мама. – Когда люди принимают наркотики, они думают (и в этом их умело убеждают «заинтересованные лица»), что смогут многое изменить в своей жизни, справиться со своими проблемами. На самом деле ПАВ сами, и очень быстро, становятся проблемой, причём гораздо более серьёзной.

Мама задумчиво смотрела на нас:

– Может быть, это происходит в ответ на нарастающие дурные потребности общества? С его недугом потребления и досуга, скукой и безудержной жаждой развлечений, немотивированной агрессией, как-то нелепо сочетающейся с ощущением бессмыслицы жизни? И всё это на фоне чудовищной рентабильности наркобизнеса, а также, не в последнюю очередь, и с появлением синтетических аналогов… – Она помолчала. – Не знаю, но сейчас это явление фактически сломало все барьеры, породив массовое самоубийство…

Мама низко наклонила голову и замолкла, опустив руки.

– По сути, – сказал, вставая, Арсений, – наркоман-гедонист постоянно стремится к удовольствиям, не считаясь с «ценой вопроса». И западня заключается не в том, что он не знает о периоде полураспада личности и сокращении продолжительности осмысленной жизни, а в том, что природные предохранители на гедонизм не распространяются (!).

Эта «сладкая пища богов», как говорят тщеславные потребители… – …в гордыне и забытьи, – добавила тихо мама.

– ну, да, – кивнул Арсений, – они утверждают, что эта самая пища даёт им особое чувство слияния с окружающим миром и – одновременно – наблюдение за происходящим; ощущение полёта и свободы от «привычных отягощений», то есть – «грёзы и сны наяву».

– И ты можешь привести примеры? – спросил я нетерпеливо.

– Естественно,почему нет? Неживые тела оживают, всякое произнесённое слово становится видимым, цветовая гамма мира невообразимо прекрасной и т. п. Однако, здесь же фатальная ловушка деградации и захлопывается! Ибо этот неестественный, запретный, если угодно, «воровской» путь в рай – грешен и наказуем. Как? – обратился он снова ко мне, услышав тихий вопрос. – Изволь.

Арсений нервно ходил кругами по комнате, и в таком состоянии я его видел, пожалуй, впервые. Он стал резко, по пальцам, перечислять последствия:

– Химическая внутриклеточная зависимость наркомана требует постоянного поддержания, а неизбежные «ломки» с каждым разом становятся всё более мучительными;

– Наслаждение, превратившееся в патологию, само себя разрушает, доводит «потребителя грёз» до изнеможения, бывает, и до самоуничтожения;