Самородок

Признаться, к такому повороту Войта не был готов, хотя мог бы предвидеть его заранее.

— Доктор Воен вернулся! — кинулся на его защиту Достославлен. — Его научные труды сделают чудотворов непобедимыми! Он раскаивается в своем предательстве и готов искупить его беззаветным служением Славлене!

Войту перекосило от пылкого заявления Достославлена, а тот поглядел на Войту со значением: мол, давай, кайся! Едрена мышь, сказать сейчас, что он не предавал Славлену, будет жалким оправданием, но Достославлену не понравится. От Войты ждут жалких оправданий, но совсем не таких.

Он вспомнил, как расплакался на пороге ванной комнаты, обещая самому себе, что не станет работать на мрачуна, — глупо это было донельзя. И плакать, и обещать, и драть подбородок перед Глаголеном. Глупо и смешно.

— Расскажи, как тебя лишили способности к удару! — услужливо подсказал Достославлен.

Гнида… Его друзья, на этот раз все трое, не сумели скрыть жалостного отвращения, хотя и отводили глаза.

— Да… Лишили… — кивнул Войта. Его для этого сюда позвали — вытереть об него ноги. — Били сильно.

— И ты сломался? — то ли возмущенно, то ли участливо спросил третий из друзей, самый молодой, лет двадцати парень с золотыми браслетами на обеих руках.

— Нет. — Войта вскинул глаза. — Иначе моя способность к удару осталась бы при мне.

Не надо было сверкать глазами — надо было каяться и оправдываться.

— Я сломался после этого, — поспешил добавить он.

— Расскажи, какой Глаголен негодяй, как он заставил тебя на него работать, как обманом забрал из Славлены твою семью!

Ага. Потребовал создать теорию предельного сложения несущих. Силой привез в Храст и принудил сделать доклад на сессии. Наверное, не поверят.

— Да. Заставил, — согласился Войта. — Лишал сна и еды. Сажал на цепь. Бил. Во, еще угрожал расправиться с семьей.

Едрена мышь… Как-то неубедительно вышло. И Достославлену рассказ явно не понравился. А чего он хотел? Чтобы Войта заливался соловьем?

— Расскажи, почему ты не смог предупредить чудотворов о заговоре, который организовал Глаголен, — подсказал Достославлен.

— Так это… Обещал же расправиться с семьей…

— По-моему, доктор Воен городит чушь, — сказал длинный и злой. — Я думаю, он над нами просто смеется.

— Вообще-то мне не до смеха, — совершенно искренне проворчал Войта.

— Глаголен признался, что силой и угрозами заставил Воена молчать, — пояснил Достославлен. — И, я скажу, его рассказ был куда более подробным и красочным — злодей с радостью хвалился своим злодейством. А доктор Воен — не мастер говорить. Думаю, перед выступлением в суде нужно помочь ему подготовиться. Слышишь, Войта? Я напишу для тебя речь, тебе останется только выучить ее хорошенько.

Что, еще и выступление в суде? Сегодняшнего мало? Наверное, надо искренне поблагодарить Достославлена за заботу…

— Спасибо, господин Достославлен… — промямлил Войта, опустив голову.

Тот заулыбался, довольный собой. Гнида… Да, полюбить Достославлена было трудновато.

— Мне кажется, они не посмеют убить детей… — негромко высказался самый молодой.

— Еще как посмеют! — усмехнулся крепкий и серьезный. — Но дело, конечно, не в этом.

— Нельзя идти на уступки мрачунам! — уверенно заявил длинный и злой. — Они должны запомнить, что запугивать нас бесполезно.

— Йерген, тебе легко говорить, ведь это не твои дети остались в замке мрачуна, — повернулся к нему крепкий.

Едрена мышь, Йерген! Должно быть, сын ректора школы экстатических практик…

— Если мы не уступим сейчас, — продолжал тот, — в следующий раз мрачунам не придет в голову брать детей в заложники. А если уступим — поставим под угрозу жизни других детей. И необязательно это будут дети предателей.

Идею сделать магнитодинамику герметичной дисциплиной Достославлен воплотил в жизнь за несколько дней. И, похоже, сейчас он демонстрирует, насколько невыполнима задача обмена Глаголена на семью Войты. Осталось разрыдаться и смиренно спросить: «И что же мне делать?» Упасть на колени. Попрыгать зайчиком? После чего Достославлен явит миру чудо и разрубит все узлы разом. А, собственно, для чего это Достославлену будет нужно? Из тщеславия? Чтобы показать свое могущество? Верней, умение без масла влезть в любое отверстие…

Тот, между тем, смотрел на Войту выжидающе, со значением. Да, наверное, подошло время для смиренной просьбы, и Войта уже начал подбирать для нее слова, но не выдержал, обхватил лицо руками — лучше умереть, чем выговорить такое! Что там Очен еще говорил про искренность? Искренне уважать, искренне любить? «Стоит только его похвалить — и он расцветает на глазах»…

— Едрена мышь, ты же смог сделать магнитодинамику герметичной дисциплиной… — выговорил Войта. — Ведь смог! А это было не так-то просто! Что тебе стоит спасти моих детей?

Лицо у Достославлена едва не расплылось в счастливой улыбке, но он сдержался: сложил брови домиком и участливо склонил голову на бок.

— Войта, я не отказываюсь тебе помочь! Но я боюсь, что это невозможно! Ты же слышал, что говорит Йерген, а решение зависит от его отца.