Самородок

Слова Антоныча крепко запали в душу Сергея, утвердили его в правильности выбранного пути. Что ж, настойчивости, упорства и даже упрямства у него хватит — в этом он не сомневался. Надо только больше узнать. И обязательно тогда станешь Большим Мастером.

Сергей не стеснялся расспрашивать, если что-то было непонятно. Очень скоро он мог уже сам выполнять разные кузнечные и столярные работы и все чаще изумлял своего учителя сноровкой, неожиданными предложениями, упрощавшими их труд.

— Ай да Сергейка, — говорил кузнец простодушно. — Не голова, а Государственная дума!

Но прошло время, и Сергей заскучал. Не то чтобы надоело работать в кузнице Швецова, нет. Как и прежде, он не знал устали, трудился на совесть. Однако все чаще не находил ответов на возникавшие вопросы. Азы металлообработки он усвоил. Но стал догадываться, что есть производства и более высокого класса. В этом убеждали его такие предметы, как примусы, швейная машина, ружья. Как их делают? Антоныч сам имел об этом весьма смутное представление. На заводе, мол, делают — единственное, что мог сказать кузнец. Но это ничего не объясняло. Сергея безудержно стало тянуть на этот самый «завод», чтобы самому увидеть, как из тех же кусков металла, из которых он в кузнице выковывал простейшую крестьянскую утварь, изготовляют все эти изделия, казавшиеся ему тогда верхом совершенства. А может быть, и самому научиться делать такие же.

Все оказалось не так-то просто. Паренек напрасно ездил несколько раз в Иваново-Вознесенск; желающих получить работу было гораздо больше, чем требовалось фабрикантам.

— Каждое утро собирались мы, ищущие работу мастеровые, у проходной, — вспоминает Сергей Гаврилович. — Полицейские отгоняли, но мы снова возвращались к воротам. И вот однажды мне повезло: я чем-то приглянулся служащему ситценабивной фабрики заводчика Куваева, и он, выделив меня из толпы безработных, велел следовать за собой.

Огромный цех, в который они пришли, сразу же ошеломил грохотом десятков станков, большими металлическими баками-барабанами, множеством других механизмов неведомого ему тогда назначения. А тут приведшего его в цех служащего куда-то позвали, и он не возвращался несколько минут. Предоставленный самому себе, Сергей стал с любопытством оглядываться. Кругом сновал рабочий люд. Все вместе — рабочие и машины — в бешеном ритме мелькало в глазах, отчего немного кружилась голова. И все же Симонову тут сразу понравилось: его захватил ритм коллективного труда, направляемого какой-то непонятной силой. За кажущейся неразберихой он угадывал разумное начало, заставлявшее каждого играть отведенную ему роль.

Симонова определили в отделочное производство. Беспрерывная лента ситцевой ткани, тянувшаяся откуда-то из-за смежной стены, проходила тут сквозь печатные станки, крахмальные барабаны, сушильные и мерные машины, прежде чем превращалась в готовую продукцию. Сергея приставили к крахмальному барабану. Так начался для него — сына крестьянина — первый день приобщения к рабочему классу.

Трудовой день на фабрике длился десять с половиной часов с коротким перерывом на обед. Едкий запах краски, исходивший от печатной машины и смешивавшийся с испарениями крахмальной ванны, создавал в цехе невыносимую атмосферу. Об устройстве вентиляции хозяин и не помышлял, ибо это, особенно в холодную пору, было бы связано с дополнительным расходом дров.

Порядки Куваев установил строгие. Чуть кто-либо не поспеет к утреннему фабричному гудку или отвлечется от станка дольше положенного времени — штраф. Ну а если кто заболел или по другой какой причине пропустил хоть день, с тем разговор был коротким. Мастер не принимал никаких оправданий, даже слушать не хотел, а лишь говорил: «Иди в контору и получай расчет!» Фабрикант и его подручные могли с рабочим людом не церемониться. Знали — за проходной всегда ждет голодная толпа безработных, готовая трудиться на любых условиях.

Были заведены и другие меры устрашения. Весной, на пасху, работа на короткое время приостанавливалась, рабочим давали полный расчет и возвращали хранившиеся в конторе паспорта. Каждый уходил с тяжелым сердцем: «А возьмут ли обратно, когда через несколько дней фабрика вновь будет пущена?» Понятно, что за проходной оказывались неугодные мастерам рабочие, и в первую очередь те, которые в той или иной форме выражали свое недовольство.

Симонову довелось с головой окунуться и в безрадостное житье-бытье рабочих вне фабрики. Куваев не утруждал себя строительством бараков для работников: зачем, если от, по существу, дармовых рабочих рук и так отбоя не было. Каждый устраивался как мог.