Овая убо от вещей обдержна, ова же смотрителна, яково же и о мучении: ятым убо бывшим обличати и биеном терпети и даже до смерти стояти; се есть законно и обдержно; а иже нецыи не законно пострадаша и оправдашася, яко же и Домнина мученица с двема дщерма – в водах утопишася, из мучительских рук ушедше, и оправдании быша, но законно и обдержное неблазненно и непоколебимо, яко камень, а смотрителное соблазненно и двоемысленно и ненадежно. Никто никогда не соблазнится о законно пострадавшем, но без сомнения всяк верный исповесть с дерзновением, яко мученик есть; о смотретелном же колеблется помысль: никогда же законное не бесчестится никакими бесчинствы; смотрителное же, по Никона Черныя горы[1004]
свидетельству, начинается добрыми изветы, окончение же доходит в прелесть. Се бо зрим в писании: до Христа – пророцы, по Христе – апостоли, также мученик бесчисленное множество страдаша. И не поведает Писание, яко бы было сомнение о них, яко добро ли соделаша, яко за Христа пострадаша, но извещевахуся в душах вси, яко добро, понеже всечинно и подобно. Егда же Домнина вержеся, Георгий списатель мних Кринницы: яко бысть сомнение, рече между верными: нарекут ли ся в мученицех? – по тому и у нас на Руси сотворится. Егда наста от Никона гонение за искажение старого благочестия, нецыи доблественныи обретошася от священник и инок и от мирян благочестивых, начаша обличати и за страдати; мнози даже и до смерти подвизашася, – все добро и ничто же сомнително. Егда же в Понизовых странах, по Волге и в Везниках от староверцев, от неискусных писанием простолюдинов изобретеся путь, нареченной от них самоволное мученичество, еже первое в ямах и в пустых хороминах уморяти неких начинали гладом учители; потом простреся во множество ревнителей: уже начаша и сами себе купами великими скопяся зело препростии поселяне, мужие с женами и з детьми, в овинах и в хороминах же зажигатися сами. Сему же поревнова и поп Семен и в Пошехоньи благословил и понудил згореть многих; нецыи поведают: четыре тысячи, инии же яко и пять тысящ бе. Романову же поревнова все Поморие: в Каргополским уезде и около Онега множество погоре, – сами пожгошася, а изветом начася добрым, на Домнину, яко на образ, зря, бутто тому ревнуя, что скорая смерть с верою Христовою, а законного страдания якобы не претерпети пыток и отступити страшно, а после де уже покорения нужно исправление. И тот извет добр, да не в добро пришел Никон преподобный о смотрителных: аще де некия отцы и сотвориша необдержная, яко же уродство и прочая таковая, ныне же отрекоша, рече, да не будет таковая, вреда ради приходящего от них зело у нас; от извета добраго начнеши, самосожигатели приидоша во вреды не малыя, противныя благочестию. Се же их смутство: начаша отцы детей, мужие жен поневоляти и бив и муча в огне с собою сожигати. Еще же от смутства и множественного скопа и смесу обоего роду процветоша не малыи греховныя соблазны, а еже всех страшнее таковая обретеся дерзость, паче же лютая прелесть: церкви Божия старинныя самыя грабя, иконы же и книги пограбя, в огонь нося, то в другия церкви и в тех в церквах сами себе, книги же и икону с собою сожигаху, еже зело мерско и благочестию ненавистно: ересь бо сия Лва царя Исаврянина[1005]: онь бо церковь во Царе граде со иконами и три тмы и три тысечи книг сожжек. Ко указанию же Домнины со двема дощерма подоспе писмо Аввакума протопопа страдалца, а то писмо расплодил во всю Русскую землю Сергий, ученик Аввакума отца, да Поликарп Романовец, и то письмо Аввакумово сотвори в них дерзновение к погорению паче древних образцов Домнины и Софронии, яко велик муж и страдалец. Тому люди поверя, многие погорели. Изыскано же накрепко – обретеся, яко отец Аввакум со страдалцы и со юзники о том не думал и не советовал, но ему одному так рассудилось. А Сергий, ученик ево, видя беду и нелепоту в самосожигателех и бесчиние и нестроение слыша, зазре сам себе и раскаяся рек: аз де виновен вопросом своим – протопопову ответу слишком возвестих беду и не так сказал есми, что сами самоволно збираются и беду на себя накликают; но поведах, яко от рук мучителских урываются и сожигаются. За обретшее же ся несогласие к закону самосожигателей, по совету и по благословению своих отец и братии, Мина инок послан к Онуфрию[1006], отцем началнику, понеже их место прославися между всеми верными, правителством, чтобы он Онуфрий, когда правитель исправил бы развращенная и со своими отцы и братиею пособоровал и отписал соборное послание, – и везде и повсюду возбранили бы самосожигание. Онофрий же преж пропущал о себе славу в люди, бутто бы не любит и не потакает саможжения. Мину же посланника тогда презре, не вемы почто, толко и извету сказал: не верим де, что ты послан, но своеволничаешь и плутаешь, – и отосла ево з бесчестием. Прииде же Мина к нам и поведа всю свою печаль з горкими слезами: во странах их самосожигателей дерзость и бесчиние и многих душ безгодное погубление, жесточае же скорбя об Онуфриевом презрении, и от кого де было видети свет, оттуду тма возникает и от правителей кривление начинает. Мы же о Христе сошедшеся, побеседовав и подумав, не добро вменихом быти, правду презирати и закон Божий оставити, несмысленным попирати и церковь Божию дерзающим поругати, Минину ревность похваля и сами возревновахом, писание начертав о правде, с ним послахом. И четшии сие послание, ведят в нем лежащую правду. Той же Мина несе то писание к своим отцем, ревнуя же о правде, труда не щадить. Отцы же, видя ево благое произволение, отпустиша ево еще ко Онуфрию еще просити исправления самосожжения искривлению, чтоб он пожаловал, писание дал и дер зновение и губительство остановил. А понеже Онуфрей, отревая ево завет, сказал: своевольничаешь де, а не отцы тебя послали, того ради на свидетелство истине послаша с ним брата своево, инока Галактиона слепова. По свидетелству же тово Галактиона слепова, хотел Анофрей уже безо всякова переводу дати писание отразителное, самосожигателного толку. Егда же Поликарп и Иван Григорьев пришли, развратился Анофрей. Увы слепоты и помрачения! Сих ли правителми наречем? И ино губители, а не учители, на малых ласкателей дружбу, закон Христов и все християнство продал и не дал письма Мине и Галактиону доброва и известново, какое хотел дать до приходу развратников законной правде, Поликарпа с товарищы, но уже дал писмецо маленкое и легонкое: сперва написал было сам Анофрей зело хорошо, как у нево ум о сей правде належит, самосожжение до конца от церкви отсекая. Егда же оне мигатели приидоша, и то доброе писание премигаша. Увы малоумия правителева! От сицевых ли закону правитися? Малыми и худыми и непотребными словесы ласкателей уласкал и всю правду опять под ноги бросил! И от ково было замыкать, тому и ключи в руки: тово подьячева многой правде рассказителя, и писать заставил, как он знает! И он написал гладенко, а их виновному делу легонко. Мы же их кривое правителство презирая, о Христе же правду созирая, да не возносит Анофрей с ласкателми брови. Аще оне развращаются, может церковь Христова и без них управлятися. Веруем рекшему: Аз есмь с вами вся дни до скончания века, блюдущее же вся прещения, яко всяк, рече, не по писанию веруяй, еретик есть о имени Господни. От святого, праваго, истиннаго, законнаго писания утвердившеся, износим отвещание на новоизобретенное и новонареченное мученичество, самосожигателное убийство, понеже изыкано бысть доволно и обретеся много, яко несть добро христианом самем себе убивати: в беседе евангельской 13 Златоуст рече: яко диаволское дело еже самем себе убивати и оного полка, сиречь сатанинского; а Феофилакт в повседневном в 13-м от Иоанна зачале такожде: бесовское, рече, а не Божие дело еже самому себе убивати; на Павлова же послании в 14 тех Златоуст до конца отрицает самоубийственных смертей и дерзнувших пагубой осуждает. Евсевий иже Самосадский о Филиниде поведа соборное изложение, яко сам себе убить, да еще и в мучительских руках, паки же страшнее, яко и по многим мукам в темнице с высоты бросися, убился, отвержен погибе. В Боронии же обретеся яко Наваитяне и Донатисты еретицы с гор высоких убивахуся сами. Все же сии повести и учении инде у нас в пространство писаны и у Мины есть они все собраны, и листам и главам число, а зде то краткости ради оставльше, туды отсылаем уведати хотящих. Мы же кончающе о правде извещение со всеми теми вышепомянутыми писании и множайшим сих, их же не помянухом зде за скорость, еже обретается множество в божественном писании возбранений на самоубийственные смерти, с теми со всеми православными писании православно верующе, мы, православнии, глаголем отныне по сецевом многом свидетельстве, по таковом крепком изыскании: аще кто от православных, мня за старую веру доброго ради извета за сохранение печати антихристовы, дерзнет на едине или собрався сам себе коею смертию убити, згорети или утопитися, или како любо дерзнет смерть сам себе сотворити, таковые да весть себе, яко чюжди Христова закона и апостольского учения и святых отец и всех святых всего сообщения, понеже дело чюждее се и бе и есть церковному преданию и да будет же чюжде и отвержено сие нововводное бесчиние, бесчестие отныне и до века, и да не именуется в христианстве сие прелестное учение еже самем себе убивати, но Христовы законы со Христом соблюдати: гонимым бегати, ятым претерпевати, падшим с покаянием ко Христу прибегати, а масла и вина наватски не вредити, а покаяние конечне безумно отсекая у бедных, в огонь не гонити, яко же творят саможжения прелестнии учители: по принятию де антихристовы печати покаяния несть. Зле солгаша, а препростии, поверяя лсти, прежде времяне безумно изветом, яко же прелщени, да не приимут печати антихристовы, без пощады живот свой погубляют. Сего ради да престанут сия блазны, да владеют же Христовы законы, а наипаче же дерзнувшии церкви грабити, да запретятся; аще кто отныне дерзнет на таковую пагубу, еже церкви пограбя, иконы и книги и церкви дерзнет безчестити и собрався, аки в хлев и яко свинии, запалятся, – да и живи отвергнутся от церкви и умерши самоубийством отлучатся от исполнения и числа христианска, богоборцы же и иконоборцы нарекутся и книгам сожигатели, православию губители, и да будет часть их с древними еретиками, со Лвом Исавром и сыном его Копронимом[1007], а мученические иконы сожегшия со замучившими телеса их, аки тех Еллинов слуги, второе мучеников мучат, диаволу угождая, с ними да часть их будет! Да будет! – О Господе согласившиися в православное ведение на отсечение зла сего самоубийственнаго губительства: Игнатий священноинок с четыредесятью инок, Корнилий старец с седминадесятми чернцами, Христофор со двемадесятма инок, кроме их в Серегия и Онофрия древних лет, говейных делы, известных верою отец наших Иова и Досифея, их обителей болши шестидесят старец, нас же последних убогая шесторица и белцов ж братии благоверных множество везде и повсюду, иереи же трие вси единомысленно и единодушно благоволихом на се, не по своей воли последующе и ниже себе угождающе, но писанию вышепомянутому и всей правде законной во всем соединяще себе, да путь Христов выну непорочен будет во всех: еже гонимым бегати, самем себе не наскакивати, ятым же не отступати, но мужески о Христе страдати, убийства же самоистреблением всякий путь, а наипаче самосожигателный, отнюдь да отсечется; дерзнувшие же по сем на таково беззаконное дело, еже како либо самим ся убивати, безумне христианми да не нарекутся и всякого поминовения от верных чюжди да будут. Сие достоверное наше свидетельство, избранное от святых богодухновенных писаний божественныя церкви Христовы, да будет всеми верными содержимо крепце и неизменно от ныне и в роды, аминь.