Самосожжения старообрядцев (середина XVII–XIX в.)

Петровские указы в отношении старообрядцев ознаменовали собою новый период во взаимоотношениях власти и сторонников «древлего благочестия». Как справедливо отмечает А.С. Лавров, «в допетровской России старообрядчество вообще не имело правового статуса»[482]. Со времени издания указа 1716 г. оно получило право на существование: желающие принадлежать к старообрядческим сообществам записывались в двойной подушный оклад; не записавшиеся и тем самым уклоняющиеся от налогов и правительственного контроля подвергались наказаниям. Известный историк церкви Н. Барсов связывает эти изменения с «заслугами раскольников для государства» во время Северной войны и «интересами казны»[483]. Заметим, что слабую эффективность этой меры современники отметили довольно быстро. Так, в Духовном регламенте (1721 г.) указывалось: «Неции мирстии господа в своих областях ведая расколыциков, покрывают для мзды, им подаемой»[484].

Тот кто, будучи внесенным в списки, отказывался платить налоги, подвергался суровым репрессиям. Так, в 1718 г. капитан-поручик Преображенского полка Ржевский действовал вполне в духе своего времени. После жестокого наказания кнутом и вырезания ноздрей он отправил на каторгу 23-х поволжских старообрядцев, а в 1721 г. из Нижнего Новгорода отправили еще 33-х сторонников старой веры, которые бурно протестовали, отказываясь исполнять указы: «переписать себя не дали», выслушав указ, надели шапки и «ругательными словами поносили, что Его императорского величества указу ослушны»[485]. Тем, кто по разным причинам отказывался от старообрядческого вероучения, позволялось отныне не платить двойные налоги[486]. «Тайных раскольников», не внесенных в соответствующие списки, предполагалось распознавать разными способами, в том числе через «публичную в церквях присягу»[487], во время которой они должны были публично заявлять о своей преданности «господствующей» церкви. Эти меры истолковывались старообрядцами в эсхатологическом духе, т. е. расценивались как еще одно свидетельство «окончания времен», за которым вскоре последует Страшный Суд. Поэтому они неизбежно приводили к новым самосожжениям. Тобольский митрополит Антоний в 1723 г. утверждал, что явной причиной некоторых самосожжений старообрядцев в Сибири стало нежелание «под платежом двойного окладу быть»[488].

Эффективность принимаемых мер для умиротворения старообрядцев и смягчения острейшего конфессионального конфликта оставалась спорной. С одной стороны, введение двойного подушного оклада явно способствовало новым «самогубительным смертям». С другой стороны, власть предприняла попытку отделить радикальных старообрядцев, склонных к массовым самоубийствам и сопротивлению реформам, от умеренных, неопасных противников «господствующей церкви», с которыми власть намеревалась уживаться. При этом в отношении старообрядцев-самосожигателей прежние жесткие меры продолжали действовать. В то же время в борьбу против самосожжений были внесены существенные коррективы. В начале XVIII в. оформился особый порядок ведения следственных дел о самосожжениях, равно как и других дел, связанных с распространенными политическими преступлениями старообрядцев, такими, например, как «немоление за государя» (отказ регулярно молиться за здравие царя)[489].

В ноябре 1723 г. Синод обратился к проблеме предотвращения самосожжений, добиться которого, как полагали в этот момент на берегах Невы, можно только путем постоянного, внимательного надзора за старообрядческими поселениями и поведением их обитателей. Как говорилось в указе, необходимо, «дабы помещики и вотчинники <…> управители их везде <…> смотрели и наблюдали, чтобы в лесах скитников и пустынек оных раскольников <…> не было». Имеющимся в империи старообрядцам предписывалось жить со всеми прочими обитателями государства «в селах и деревнях». При обнаружении раскольников, которые «намерение имеют к сожигательству своему», требовалось заняться их переубеждением: «потребными разговорами». В случае неудачи следовало сразу перейти к репрессивным мерам: «а ежели того слушать не похотят, таковых ловили бы и держали под караулом <…> дабы их злое намерение было пресечено»[490]. Одновременно Сенат озаботился проблемой перемещений старообрядцев, среди которых могли оказаться проповедники самосожжений. В частности, в 1724 г. ландрату Муравьеву поступило распоряжение о слежке за тем, чтобы «расколыцики», которые «живут близ Повенца», «жили в своих местах, и никуда в другие места не сходили и не бегали, и в том всех их обязать друг по другу порукою; а буде они сбегут в другие места, и за то казнены они будут смертию»[491]. В июне 1727 г. Синод впервые обвинил военнослужащих, посланных для предотвращения «гари», в том, что самосожжение все-таки произошло. В частности, Синод распорядился «послать в Сенат ведение, в котором объявить, дабы оному майору и иным светским командирам такие непорядочные поступки воспретить, ибо по всему видно, что оные раскольники предали себя сожжению, видя от него, майора, страх»[492].